Горький Максим - Супруги Орловы
А.М.Горький
Супруги Орловы
...Почти каждую субботу перед всенощной из двух окон подвала старого и
грязного дома купца Петунникова на тесный двор, заваленный разною рухлядью
и застроенный деревянными, покосившимися от времени службами, рвались
ожесточённые женские крики:
- Стой! Стой, пропойца, дьявол! - низким контральто кричала женщина.
- Пусти! - отвечал ей тенор мужчины.
- Не пущу я тебя, изверга!
- Вр-рёшь! пустишь!
- Убей, не пущу!
- Ты? Вр-рёшь, еретица!
- Батюшки! Убил, - ба-атюшки!
- Пу-устишь!
При первых же криках Сенька Чижик, ученик маляра Сучкова, целыми днями
растиравший краски в одном из сарайчиков во дворе, стремглав вылетал оттуда
и, сверкая глазёнками, чёрными, как у мыши, во всё горло орал:
- Сапожники Орловы стражаются! Ух ты!
Страстный любитель всевозможных происшествий, Чижик подбегал к окнам
квартиры Орловых, ложился животом на землю и, свесив вниз свою лохматую,
озорную голову с бойкой рожицей, выпачканной охрой и мумиёй, жадными
глазами смотрел вниз, в тёмную и сырую дыру, из которой пахло плесенью,
варом и прелой кожей. Там, на дне её, яростно возились две фигуры, хрипя и
ругаясь.
- Убьёшь ведь, - задыхаясь, предупреждала женщина.
- Н-ничего! -уверенно и с сосредоточенной злобой успокоивал её
мужчина.
Раздавались тяжёлые, глухие удары по чему-то мягкому, вздохи,
взвизгивания, напряжённое кряхтенье человека, ворочающего большую тяжесть.
- И-эх ты! Ка-ак он её колодкой-то саданул! - иллюстрировал Чижик ход
событий в подвале, а собравшаяся вокруг него публика - портные, судебный
рассыльный Левченко, гармонист Кисляков и другие любители бесплатных
развлечений - то и дело спрашивали Сеньку, в нетерпении дёргая его за ноги
и за штанишки, пропитанные красками:
- Ну?
- Сидит на ней верхом и мордой её в пол тычет, - докладывал Сенька,
сладострастно поёживаясь от переживаемых им впечатлений...
Публика тоже наклонялась к окнам Орловых, охваченная горячим
стремлением самой видеть все детали боя; и хотя она уже давно знала приёмы
Гришки Орлова, употребляемые им в войне с женой, но всё-таки изумлялась:
- Ах, дьявол! Разбил?
- Весь нос в кровь - так и тикёт! - захлебываясь, сообщал Сенька.
- Ах ты, господи, боже мой! - восклицали женщины. - Ах,
изверг-мучитель!
Мужчины рассуждали более объективно.
- Беспременно он её должен до смерти забить, - говорили они.
А гармонист тоном провидца заявлял:
- Помяните моё слово - ножом распотрошит! Устанет возиться вот этаким
манером, да сразу и кончит всю музыку!
- Кончил! - вскакивая с земли, вполголоса сообщал Сенька и мигом
отлетал от окон куда-нибудь в сторону, в уголок, где занимал новый
наблюдательный пост, зная, что сейчас должен выйти на двор Орлов.
Публика быстро расходилась, не желая попадаться на глаза свирепого
сапожника; теперь, по окончании сражения, он терял в её глазах всякий
интерес и, вместе с этим, был не безопасен.
Обыкновенно на дворе не было уже ни одной живой души, кроме Сеньки,
когда Орлов являлся из своего подвала. Тяжело дыша, в разорванной рубахе, с
растрёпанными волосами на голове, с царапинами на потном и возбуждённом
лице, он исподлобья оглядывал двор налитыми кровью глазами и, заложив руки
за спину, медленно шёл к старым розвальням, лежавшим кверху полозьями у
стены дровяного сарая. Иногда он при этом ухарски посвистывал и так смотрел
по сторонам, точно имел намерение вызвать на бой всё население дома
Петунникова. Затем он садился на полозья розвален, отирал рукавом рубахи
пот и кровь с лица и зами
