Библиотека в кармане -русские авторы

         

Грин Александр - Серый Автомобиль


Александр Грин
Серый автомобиль
1
16 июля, вечером, я зашел в кинематограф, с целью отогнать неприятное
впечатление, навеянное последним разговором с Корридой Я встретил ее
переходящей бульвар. Еще издали я узнал ее порывистую походку и характерное
размахивание левой рукой. Я раскланялся, пытаясь отыскать тень приветливости в
этих больших, с несколько удивленным выражением глазах, выглядящих так строго
под гордым выгибом шляпы.
Я повернулся и пошел рядом с ней. Она шла скоро, не убавляя и не прибавляя
шага, иногда взглядывая в мою сторону, помимо меня. Я замечал, что на нее
часто оглядываются прохожие, и радовался этому. "Некоторые думают, вероятно,
что мы муж и жена, и завидуют мне". Я так увлекся развитием этой мысли, что не
слышал обращений Корриды, пока она не крикнула:
- Что с вами? Вы так рассеянны. Я ответил:
- Я рассеян лишь потому, что иду с вами. Ничье другое присутствие так не
распыляет, не наполняет меня глубокой, древней музыкой ощущения полноты жизни
и совершенного спокойствия.
Казалось, она была не очень довольна этим ответом, так как спросила:
- Когда окончите вы ваше изобретение?
- Это тайна, - сказал я. - Я вам доверяю более, чем кому бы то ни было, но
не доверяю себе.
- Что это значит?
- Единственно, что неточным объяснением замысла, еще во многих частях
представляющего сплошной туман, могу повредить сам себе.
- Тысяча вторая загадка Эбенезера Сиднея, - заметила Коррида. - Объясните
по крайней мере, что подразумеваете вы под неточным объяснением?
- Слушайте: лучше всего мы помним те слова, которые произносим сами. Если
эти слова рисуют что-либо заветное, они должны совершенно отвечать факту и
чувству, родившему их, в противном случае искажается наше воспоминание или
представление. Примесь искажения остается надолго, если не навсегда. Вот
почему нельзя кое-как, наспех, излагать сложные явления, особенно если они еще
имеют произойти: вы вносите путаницу в самый процесс развития замысла.
Эту тираду мою она выслушала с любезной миной, но насторо-жась; я
чувствовал, что мое общество становится ей все тягостнее. Мы молчали. Я не
знал, попрощаться мне или идти далее. К последнему я не видел поощрения,
наоборот, лицо Корриды выглядело так, как если бы она шла одна. Наконец, она
сказала:
- Брат подарил мне новый "Эксцельсиор". Большое общество отправляется на
прогулку через два дня; это будет настоящее маленькое скорострельное
путешествие. Я присоединяюсь. Хотите, я возьму вас с собой?
- Нет, - сказал я твердо, хотя острое мучение она слышала, надо думать, в
тоне этого слова. Не желая показаться грубым, я прибавил:
- Вы знаете, как я ненавижу этот род спорта. - Я едва не сказал: "эти
машины", но предпочел более общее уклонение.
- Но почему?
- Я некогда довольно распространился об этом в вашем присутствии, - сказал
я, - я вызвал веселый, слишком веселый смех, и не хотел бы слышать его второй
раз.
- Решительно вы озадачиваете меня. - Она остановилась у подъезда, взглянув
мельком, прищуренными глазами на вывеску мод, и я понял, что надоел. Вывеска
была только предлогом. - Да, вы озадачиваете меня, Сидней, и я думаю, что лишь
плохое состояние ваших нервов причиной такой странной ненависти к... к...
экипажу. - Она рассмеялась. - Прощайте.
Я поцеловал ее руку и поспешно ушел, чтобы не уличить случайно эту девушку
в дезертирстве - она могла выйти, не посмотрев, здесь ли я еще.
Мне не было стыдно. Я мог бы любезно лгать, поехать с компанией идиотов и
долго, долго смотреть на нее





Содержание раздела