Гунин Лев - Выстрел
Лев Гунин
Выстрел
Владимиру Петрову
Петров был неплохим дрессировщиком, и его имя пользовалось широкой
известностью. Он выступал со своими львами и тиграми в Южной Америке,
приезжал во Францию, был в Канаде... Его выступления сопровождались каждый
раз продолжительными овациями. Его портреты помещались в газетах; различны
государственные организации сделали ему неплохую рекламу.
Но он не был тщеславным, этот Петров. Днем он спал или занимался со
своими "зверятами", а, когда вечером входил за огражденное решеткой
пространство, в блестящее, ярко освещенное и забитое до отказа помещение
цирка, он почти не думал, или совсем забывал о тех, которые наполняли зал.
Он убедился на собственном опыте, что тщеславие или мысль об успехе, о
публике во время выступления часто оканчиваются трагически, а, когда думаешь
о посторонних вещах во время работы, что-то начинает не клеиться, что-то
начинает получаться не так, и звери это сразу же чувствуют. Поэтому, когда
он входил в огромную круглую клетку, под тысячами направленных на него
взглядов, и за ним закрывалась небольшая решетчатая дверка, он чувствовал
себя один на один с хищниками, и это доставляло ему величайшее наслаждение.
Потому что по природе своей он был садистом, и этот садизм выражался у него
таким необычным образом. Он чувствовал себя потенциальной жертвой рядом с
этими когтями, клыками, лапами, на виду у тысяч зрителей, которые могли
теоретически в любой момент лицезреть его смерть: видеть его, разрываемого
этими острыми клыками, готовыми в любую минуту вонзиться в его тело; и его
кровь и мясо слились бы тогда в одно единое страшное мессиво, и он сознавал
себя противостоящим этой затаившейся, но готовой в любой момент взорваться
стихии, что вызывало в нем несказанное наслаждение. Он привык к риску и
заключенному в нем элементу самоистязания, как алкоголик привыкает к
ежедневной порции спиртного, как наркоман нуждается в постоянном
наркотическом опьянении. Он нуждался в ежедневной порции риска как в
ободряющем допинге, какой, единственный, может заполнять его жизнь.
Постепенно постоянное щекотание нервов и этот, отупляющий, и, в то же самое
время, обостряющий чувственность, жар, превратили для него выступления в
неодолимую страсть, которая позволяла забыть неуклонное течение времени и,
прожиганием его, избавить от кошмарного и ослепляющего приближения смерти.
Он смотрел в горящие глаза тигров и ощущал свою власть над ними, проникая в
их мозг, в их сознание, он испытывал неописуемое ощущение своей власти,
доминирования над этими дикими животными, и эти чувства вместе с упоением
риском доволили его почти до неистовства, когда за внешне спокойным видом в
его душе скрывалась клокочущая бездна страсти, заставлявшая его делать такие
вещи, такие рискованные трюки, на которые он вряд ли был бы способен в
обычном своем состоянии. Он был спокойным, но вдохновенным, и это нравилось
публике, и повсюду его сопровождали непрекращающиеся овации.
Однажды он с труппой цирка приехал в маленький городок, в котором они
планировали пробыть дня два, после чего отправиться с гастролями дальше.
Шел мелкий, просеивающийся дождь, и не все звери хорошо переносили эту
погоду. Приходилось решать много разных административных вопросов, но это
делалось почти спокойно и размеренно, так как большинство людей уже давно
привыкли к таким поездкам. Первый день выступлений прошел довольно неплохо,
и теперь артисты отдыхали, предоставляя кассиру подсчитывать выручку, а сами
отмеч
