Гунькин Сергей - Ночная Бомбардировка Hью-Йорка
Сергей Гунькин
НОЧНАЯ БОМБАРДИРОВКА НЬЮ-ЙОРКА
Воронежу, "ЗАЗ-968 М" и Нью-Йорку,
городу, в котором я никогда не был
- посвящаю.
Совсем недавно, листая географический справочник, я был удивлен очень и
неприятно, обнаружив, что, оказывается, Нью-Йорк не самый крупный город
мира. Один из крупнейших, но не самый. Даже расстроился слегка: я-то
считал, что ему не то что нет равных, но и даже близко к нему никто не
стоит. А тут оказывается... Но недолго я был в расстройстве, потому как
глупости все это и чушь собачья. Да разве можно судить об истинном величии
так?! Что это за величие, если его можно измерить квадратными километрами и
числом заблудших душ, в тесноте обитающих на сих площадях? Дерьмо это, а не
величие, а если и величие, то я от него отказываюсь, даром мне такого
величия не надо. Что же это получается: раз китайцев больше всех, то они
самые великие? Ну уж нет - дудки, очень сомневаюсь я в этом, даже учитывая
то, что китайский народ весьма люблю. Величие, скорее, не количественный, а
качественный показатель, или, что еще вернее, тонкий баланс между ними.
Европа, спору нет - хороша, но слишком уж мизерна, Азия и прочий
развивающийся мир громадны, но необустроены. Золотая середина пролегла по
Америке, и потому Нью-Йорк, ее бесспорный символ, самый великий город на
свете, царь городов и столица мира. Куда до него латиноамериканским и
азиатским деревенькам, по сравнению с ним они все равно что московская
барахолка в Лужниках, рядом с супермаркетом из того же Нью-Йорка. Москва, к
слову сказать, тоже деревня, хоть и сердце Родины. Но это так, к слову,
Родина она одна, и обсуждению не подлежит, потому как трудно обсуждать ее и
не кощунствовать, ну ее к бельмесу... Вот Нью-Йорк - совсем другое дело,
тут можно что угодно понапридумывать. Да и что греха таить, еще совсем
недавно, я сам не любил этот город, всматриваясь в телеизображения его
многолюдных улиц, видя небоскребы и запруженные автомобилями дороги, яркие
огни реклам, мелко и безнадежно вздрагивал в своем Воронеже, злился на то,
что есть на земле такой город, и упрямо, изо всех сил старался радоваться,
что там меня нет. Боялся его и ненавидел, он мне казался злым, чужим и
бездушным. Но теперь, узнав Нью-Йорк ближе, посмотрев на него с высоты
птичьего полета, окинув его стройную красоту из поднебесья, я полюбил этот
великий город, проникся к нему нежностью, симпатией и восторгом. Мои
чувства к нему столь глубоки, что их почти невозможно передать словами;
любые, даже самые громкие и прекрасные слова, звучат тут слишком не так,
тут нужны иные, быть может, музыкальные звуки. Об этом можно пропеть, но
только без слов, или сыграть на каком-нибудь очень уж задушевном
музыкальном инструменте; дуэт флейты и виолончели, я думаю, вполне мог
подойти бы, если играть торжественно и печально. Нью-Йорк для меня больше
чем город, в который я безраздельно влюблен, место, где я на миг познал
полное, ничем не омраченное счастье и нашел после долгих изнурительных
поисков свою душу. И даже нечто большее, чем она, моя пугливая и робкая
находка, оказалась способна вместить. Вот почему я так часто встаю по ночам
и не в силах больше уснуть, с устремленным ввысь взором, задумчивый и
грустный, курю одну сигарету за другой, втягиваю легкий войлок фильтров и
не замечаю этого. Меня донимает ностальгия, и порой она столь мучительна,
что становится невыносимо жить, но все равно, я ни о чем не жалею. Да и как
об этом можно жалеть?! О, Нью-Йорк, далекий город, где вс
