Даль Владимир Иванович - Привередница
Владимир Иванович Даль
Привередница
Жли-были муж да жена. Детей у них было всего двое - дочка Малашечка да
сынок Ивашечка. Малашечке было годков десяток или поболе, а Ивашечке всего
пошел третий.
Отец и мать в детях души не чаяли и так уж избаловали! Коли дочери что
наказать надо, то они не приказывают, а просят. А потом ублажать начнут:
- Мы-де тебе и того дадим и другого добудем!
А уж как Малашечка испривереднилась, так такой другой не то что на селе,
чай, и в городе не было! Ты подай ей хлебца не то что пшеничного, а
сдобненького, - на ржаной Малашечка и смотреть не хочет!
А испечет мать пирог-ягодник, так Малашечка говорит:
"Кисел, давай медку!" Нечего делать, зачерпнет мать на ложку меду и весь
на дочернин кусок ухнет. Сама же с мужем ест пирог без меду: хоть они и с
достатком были, а сами так сладко есть не могли.
Вот раз понадобилось им в город ехать, они и стали Малашечку ублажать,
чтобы не шалила, за братом смотрела, а пуще всего, чтобы его из избы не
пускала.
- А мы-де тебе за это пряников купим, да орехов каленых, да платочек на
голову, да сарафанчик с дутыми пуговками. - Это мать говорила, а отец
поддакивал.
Дочка же речи их в одно ухо впускала, а в другое выпускала.
Вот отец с матерью уехали. Пришли к ней подруги и стали звать посидеть на
травке-муравке. Вспомнила было девочка родительский наказ, да подумала: "Не
велика беда, коли выйдем на улицу!" А их изба была крайняя к лесу.
Подруги заманили ее в лес с ребенком - она села и стала брату веночки
плесть. Подруги поманили ее в коршуны поиграть, она пошла на минутку, да и
заигралась целый час.
Вернулась к брату. Ой, брата нет, и местечко, где сидел, остыло, только
травка помята.
Что делать? Бросилась к подругам, - та не знает, другая не видела. Взвыла
Малашечка, побежала куда глаза глядят брата отыскивать: бежала, бежала,
бежала, набежала в поле на печь.
- Печь, печурка! Не видала ли ты моего братца Ивашечку?
А печка ей говорит:
- Девочка-привередница, поешь моего ржаного хлеба, поешь, так скажу!
- Вот, стану я ржаной хлеб есть! Я у матушки да у батюшки и на пшеничный
не гляжу!
- Эй, Малашечка, ешь хлеб, а пироги впереди! - сказала ей печь.
Малашечка рассердилась и побежала далее. Бежала, бежала, устала, - села
под дикую яблоню и спрашивает кудрявую:
- Не видала ли, куда братец Ивашечка делся?
А яблоня в ответ:
- Девочка-привередница, поешь моего дикого, кислого яблочка - может
статься, тогда и скажу!
- Вот, стану я кислицу есть! У моих батюшки да матушки садовых много - и
то ем по выбору!
Покачала на нее яблоня кудрявой вершиной да и говорит:
- Давали голодной Маланье оладьи, а она говорит: "Испечены неладно!"
Малаша побежала далее. Вот бежала она, бежала, набежала на молочную реку,
на кисельные берега и стала речку спрашивать:
- Речка-река! Не видала ли ты братца моего Ивашечку?
А речка ей в ответ:
- А ну-ка, девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселька с
молочком, тогда, быть может, дам весточку о брате.
- Стану я есть твой кисель с молоком! У моих у батюшки и у матушки и
сливочки не в диво!
- Эх, - погрозилась на нее река, - не брезгай пить из ковша!
Побежала привередница дальше. И долго бежала она, ища Ивашечку; наткнулась
на ежа, хотела его оттолкнуть, да побоялась наколоться, вот и вздумала с ним
заговорить:
- Ежик, ежик, не видал ли ты моего братца? А ежик ей в ответ:
- Видел я, девочка, стаю серых гусей, пронесли они в лес на себе малого
ребенка в красной рубашечке.
- Ах, это-то и есть мо
