Дашков Андрей - Харон
Андрей Дашков
ХАРОН
"Что за работа!" - подумал человек, которого звали Харон,
закатывая в морозильник очередного старпера. Потом он вымыл руки, вернулся
в офис, сел в удобное кресло и принялся наблюдать за молодой супружеской
парой, заполнявшей Акт об усыплении. Харон решал несложную психологическую
задачку. Он пытался, не глядя на фамилии, угадать, кому из этих двоих
приходится папашей старикашка, который только что отдал богу душу не без
его, Харона, помощи.
Она: не больше двадцати пяти, смазлива, блондинка, хорошая фигура,
зеленые глаза, подвижный ротик, немного вульгарна. Он: за тридцать, начинает
лысеть, слегка насупленный вид (ух ты, какие мы солидные), а взгляд все
равно наивный, большая челюсть, толстые губы и шея, наверняка потные руки.
Спустя минуту Харон готов был поставить ящик коньяка на то, что
руки действительно потные. И еще ящик на то, что старик - ЕГО папаша. Хотя
внешнего сходства никакого. "Может, неродной папаша-то?" - с некоторой
надеждой подумал Харон. Да нет, неродной не дотянул бы до такого почтенного
возраста. Кому, как не Харону, было знать, что неродных обычно сплавляли в
усыпальницу гораздо, гораздо раньше...
Вычислив сынка, Харон тактично зевнул в ладонь, затем встал и
выглянул за дверь, чтобы выяснить, есть ли еще клиенты на сегодня. Клиентов
не было. Секретарша Эльвира красила ногти. В телевизоре журчала мыльная
опера. Звук был приглушен до минимума, и человечки безнадежно разевали рты.
Это сильно напоминало крики о помощи в кошмарном сне.
(Харону порой снились кошмары, только он ни за что в этом не
признался бы. Даже на исповеди. Ведь подобное признание означало бы, что
он находится не в ладу с самим собой. Но Харон всегда, сколько себя помнил,
был доволен жизнью. Он не нарушал законов, любил вкусно поесть, ценил
радости, доступные двуполым существам, и чаще всего отходил ко сну, ощущая
тихую усталость. А главное, он был бездетен, и, значит, ему не грозило
когда-нибудь тоже оказаться в Усыпальнице. Теоретически он мог обеднеть и
сдохнуть под забором от голода, или погибнуть в автокатастрофе, или от
случайной пули - это да - но зато его не сдадут в известное заведение,
словно неизлечимо больное животное...)
Он вернулся в свое кресло. Молодые закончили заполнять бланки.
Харон сверил написанное с документами, ухмыльнулся ("Раскусил я
толстогубого красавчика! Еще бы, с моим-то опытом...") и положил на стол
целлофановый пакетик с личными вещичками усыпленного старика. Наручные
часы, обручальное кольцо, нательный крест, паспорт, золотые коронки.
"Как мало ценного остается от нас после смерти", - философски
заметил Харон - про себя, конечно. Он никогда не навязывал клиентам своего
мнения. Спросят - он ответит. А так - ни-ни.
По предварительной договоренности молодые не стали забирать одежду.
Действительно, зачем она им? Впрочем, Харону нередко попадались и куда более
меркантильные представители рода человеческого.
Получив деньги и вежливо выпроводив супругов, он решил, что сегодня
можно прикрывать лавочку. До официального момента окончания рабочего дня
оставалось минут сорок. Никто и никогда не приезжал к нему за сорок минут
до закрытия. У него не магазин, а солидное заведение. Можно сказать,
ритуальное. Лучшая в городе частная Усыпальница. И он старался не уронить
престиж. К усыплению следовало готовиться заблаговременно. Поспешность тут
недопустима и чревата потерей лицензии. Обычно натасканная секретарша четко
выстраивала очередь из позвонивших по телефону.
