Диковский Сергей - Товарищ Начальник
Сергей Диковский
Товарищ начальник
Утром начальник открывает книгу с готическим шрифтом. Плотной ладонью
он прикрывает страницу и требовательно спрашивает самого себя:
- Das Pferd? Лошадь... То есть конь.
- Das Gewehr? Ружье...
Книга залистана, изорвана сотнями нетерпеливых пальцев. Ее страницы,
полные крестов, "от" и "до", высушенных клякс, топорщатся, как старая
колода. Даже стеклянная резинка не может стереть искренней и страстной
ненависти школьников начала нашего столетия к этому чинному старому
учебнику.
Начальнику тоже не нравится ни история мальчика, потерявшего веревку,
ни нравоучения хозяина. Он сам с восьми лет был таким мальчиком в станице
Новохоперской. Его самого драли без меры обрывком такой же веревки.
Тридцатилетний чекист вежливо и сухо как ненадежного специалиста
разглядывает толстого мельника, на щеках которого отложены жир и
послеобеденное спокойствие... Очень жаль, конечно, если хочется читать о
Веддинге, о забастовке в Гамбурге, о старой неистовой Кларе, обрушившей с
трибуны рейхстага великолепную кощунственную речь, - хочется читать, а в
книжном магазине показывают пустые полки.
Ну что ж, приходится начинать с "васиздасов", как хину, проглатывать
терпкие поучения мельника, терпеливо повторять по утрам нудную чертовщину:
"...Wen ich liebe? - fragst du mich. - Meine Eitern liebe ich..." ["Кого я
люблю? - спрашиваешь ты меня. - Моих родителей люблю я..."]
Порция немецкого языка стала обязательной, как умывание, как турник по
утрам. Страницами старого учебника Глезера и Петцольда открывается долгий
день начальника заставы. Он пригнан плотно. Еще с вечера Гордов, точно
патроны в обойму маузера, туго вгоняет в записную книжку восемнадцать
рабочих часов.
"6:30 - Осмотр конюшни. Почему у Меркурия опухоль? Вызов ветеринара.
10 - Политзанятия. Дальний Восток к концу пятилетки. Сравнить с Каспием
и Севером. Ответить Журавлеву, почему отдаем в аренду японцам рыбалки.
Спросить Ш., где достать рыболовную конвенцию.
11 - Накрутка Костину. Как расколол ложе винтовки?
16:30 - Зачетные стрельбы. У Максимова слаба мускулатура. Подтягиваться
на турнике. Узнать о щитах.
18 - Разобрать новую литературу. Почему не прислан Фрунзе?
19:45 - Вырезки о покушении Горгулова. Ст. Лабинская.
21 - Рационализаторская книга. Армейское обмундирование к нарядам
непригодно. Рвется в коленях, локтях. Напомнить в отряд о кожаных костюмах
(лучше яловочные и полуболотные сапоги)".
Эта книжка только мертвый циферблат дня, скромная стрелка, указывающая
последовательный путь рабочих часов. Ее носят в боковом кармане и к концу
каждого месяца сжигают. Но есть еще другая, страшно заветная зеленая
тетрадища, сшитая из четырех общих. С нее не разрешается стирать пыль -
она прячется в самом дальнем углу полки, за строгим барьером уставов. Это,
конечно, не дневник, потому что у начальника нет желания посмотреть на
себя со стороны или издали. И, во всяком случае, не стихи, потому что их
музыка всегда удивляет начальника, как странное, дьявольски трудное
словесное рукоделие.
Не дневник, не стихи, но некоторые мысли и наблюдения за девять лет
кочевок по границе. Здесь каждая прочитанная книга проходит, оставляя свои
лучшие абзацы и строки. Здесь анатомирован каждый боец маленькой горстки
чекистов. Наконец, в клетчатых страницах спрятаны мысли, которые не
хочется терять и некому высказать на этом островке посреди тайги.
Три года длится на границе красноармейская вахта. Три раза отмечал
начальник в тетради ее нача
