Драгомощенко Аркадий - Эротизм За-Бывания
Аркадий ДРАГОМОЩЕНКО
ЭРОТИЗМ ЗА-БЫВАНИЯ
Я вошел - куда не ведаю сам,
Понимание оставляло меня -
я стоял - уходило все знание.
Св. Хуан де ля Крус.
Есть множество вещей, о которых почти не представляется возможным
говорить, не рискуя впасть в бессодержательную многозначительность,
невзирая на то, что эти вещи продолжают оставаться вожделенным
объектом описаний и размышлений, пребывая горизонтом не только опыта,
но и возможности высказывания о нем. Одновременно такие вещи кажутся
до призрачности обыденно-привычными. Но зыбки и таинственны
изначально, они, чьи смыслы, не схватываемые рассудком, раздражающие
воображение, источали и продолжают источать необыкновенно
завораживающее очарование странности бытия, - уже превратились в некое
подобие осадка - словари, охотно предоставляющиe любой риторике тот
или иной спектр значимостей - или же: историю применения слов, или
еще: слепки некогда бытовавших "экзистенциальных территориальностей"
(Ф. Гваттари).
В числе таких вещей находится "память".
Любезное предложение высказаться по ее поводу, поставило меня в
очередной тупик некоего "начала", несмотря на деликатное указание
пути, по которому могла бы следовать мысль.
И в самом деле, не искусительно ли поместить интересующий нас предмет
в историческую и геополитичeскую перспективы? Паче того, для меня,
проведшего жизнь в стране, чьи, скажем, более чем изумительные
отношения с "памятью" и "историей" были отмечены еще недоумением
Чаадаева, но благодаря чему мне досталась редкостная возможность
наблюдать ее удивительные трансформации, как на уровне личности, так и
общества. Но со временем притупляется все, в том числе и чувство
удивления. Однако и впрямь, не подкупает ли патетика выражений:
"народы, вспомнившие себя или - вспомнившие свое предназначение" и -
почти Платоновское: "человек, вспомнивший, что он человек"? Но я
останавливаюсь, не без основания полагая, что эта тема найдет/нашла
достойное освещение в выступлениях и дискуссиях, тогда как мне,
человеку глубоко приватному в своих привычках и занятиях, хотелось бы,
пусть поспешно и хаотично, коснуться предмета разговора с иной стороны
или, если угодно, сторон. Точнее, напомнить о существовании других
точек зрения. Хотя бы о возможности таковых.
В музее города Малибу, Калифорния, находится тонкая золотая пластина
22 х 37 мм с шестью выгравированными строками, по-видимому -
фрагментом гимна орфиков или памятки душе умершего о том, как ей
небходимо вести себя в стране теней.1
Вот строки, буквальный перевод которых известен многим:
Я иссыхаю от жажды, гибну.
Напои меня, никогда не иссякающий родник,
который у благородного кипариса справа.
Кто ты? Откуда?
____________________
1 Примечательно, что этот меморандум начертан на материале, природа
которого в представлении амбивалентна - золото, солнце, свет
неотделимы в мифологическом сознании от золы (в русском языке сама
этимология прямо указует на их единосущность), - свет солнца в той же
мере животворен, сколь и испепеляющ, а сам свет, точнее, его
источник-солнце, неотделим от "тьмы", ослепления, как про-зрения
сквозь стену оптико-центризма, управляющего не только эпистемологией,
но и метафизикой культуры.
Я дитя Земли и звездного Неба,
но род мой берет начало в Небе. 2
Упоминаемый в приведенном фрагменте родник это, конечно же, Мнемозина,
Память. Влага которого противостоит водам Леты. К тому же
противостояние "живой" и "мертвой" воды заключено в двойственность
природы говорящего, т. е. воп
