Екимов Борис - Сирота
Борис Екимов
СИРОТА
В конце зимы пришла из поселка весть: умерла наша соседка - старая тетка
Фрося.
Человек грешный, не больно я ее жаловал, хотя прожили рядом век.
Во-первых, детская память, она ведь крепче взрослой. Время послевоенное.
Соседки - сплошь горькие вдовы: тетка Поля да тетка Таня, тетка Паня. У всех -
трудные заботы. А мы, детвора, мыкаемся туда да сюда. Но сроду со дворов не
гнали. Еще и угостят сладкой морковкой, пареной тыквой, хрусткой репкою, а то
и пышкой, чаще - картофельной ли, свекольной. "Покушай, мой сынок..."
Тетка Фрося жила много лучше других. Но к ней во двор попросту не
заглянешь. Она будто и не ругливая, но спросит: "Чего тебе?" Сразу чуешь:
лучше обойти этот двор.
И напогляд была она бабой суровой: мужиковатая стать, траченное оспой
лицо, большими ногами ступала по земле крепко, враскачку. Как говорится, умела
жить. Какие-то люди к ней приезжали, сама часто отлучалась, колеся по своей
округе да чужим краям. Торговое ремесло в те годы было прибыльным, но опасным.
Оно, что называется, каралось. Но тетка Фрося водила дружбу с женой начальника
НКВД, и милиция ей была не страшна.
В те трудные годы она не голодала, как все. Носила не серый ватник, не
юбки из крашеной мешковины, а настоящие платья, даже крепдешиновые, и пальто с
каракулевым воротником.
И мужика себе нашла, прикормила его, оставаясь, конечно, во дворе и доме
полноправной хозяйкой. Слово ее - закон.
Мелькнул было какой-то племянник-сирота. Но тетка Фрося, недолго помыслив,
постановила: "Будет шалаться вечерами, по гулянкам шлындать, а ты жди его..."
И сирота-племянник пропал.
Объявилась ненадолго свекровь-старуха. "Гордится сынами... Степан, Кузьма,
Микита, Миколай, Тимофей... - передразнивала ее тетка Фрося и от себя
добавляла: - Нарожала нищебродов". Старуха исчезла.
Мужа своего соседка держала в ежовых рукавицах, погоняя "дураком" да
"пьяницей". Хотя он вовсе не был ни тем ни другим.
По молодости он был красив. На старых фотокарточках - лихой моряк. Работал
всю жизнь механиком. Выпивал весьма умеренно. С получки - двести грамм да
кружку-другую пива. Конечно, под хмельком приходил. Но разве это пьянство? Это
сейчас мужики пьют будто перед Страшным судом. А тогда - редко и в меру.
Так они и жили. Тетка Фрося - всему голова и ум: "Денежка, она завсегда...
С деньгами ты - человек... За деньги я чего хошь..."
Потом даже оказалось, что в доме прописана лишь тетка Фрося, потому что
супруг ее "дурак и пьяница, а я все своими руками, это все - мое. А он нехай
идет куда хочет...".
А мне нравился тетки Фроси мужик. Когда он постарел, мы с ним порою
беседовали. О житье-бытье, о делах огородных, садовых, о рыбалке, конечно.
Высокий, костистый, вовсе беззубый, со впалыми щеками, бедовал он в летней
кухнешке, но никогда не жаловался. Рассказывал про мышь, которая приходит к
его завтраку и не боится. Про умных пауков, какие сети плетут не ошибаясь. Про
диких древесных пчел, которые поселились в наличнике дверей, изрешетив его
словно соты. Он их не трогал. Садился рядом и глядел на непонятную чужую
жизнь. "Тоже ведь все свое... - мне растолковывал. - Порядок. Одни - сторожат,
другие - мусор тянут, третьи - харчи несут. Премудрые..."
Мне нравилось это наивное удивление чужой непонятной жизнью. Я сам такой.
Зимою сосед мой рыбачил со льда: жерлицами - на щук, мормышкой - на окуня,
"пулькой" - на судака. Летом - огород. Он - большой. Много земли. Тетка Фрося
в свое время отхватывала у соседей, там и здесь. Даже
