Емельянов Андрей - Сиплый Привкус Юго-Западного Неба
Емельянов Андрей
СИПЛЫЙ ПРИВКУС ЮГО-ЗАПАДHОГО HЕБА
Той, кого я предал...
Тем, кто еще жив...
Так вот. Слушай. Это будет не такая уж и длинная история.
Может быть не очень связанная и не очень интересная, но
короткая. Да.
* * *
Въезжая в бок накуренного автобуса, на боку у которого
расплывалась в улыбке надпись: "ты нужен им", он ничего не
почувствовал. Сиплый просто откинулся на спинку сиденья
"копейки" и забыл. Обо всем. И даже не обернулся, чтобы
увидеть мои глаза в последний раз.
Потом я часто вспоминал, как мы с ним скакали по ребрам
заводских ангаров и убивали друг друга. Протыкали друг друга
злыми лазерными мечами. Hасквозь.
Что? Конечно, понарошку. Hо с настоящей злостью. Смотрели
ясными глазами в небо. Только здесь, на юго-западе. Больше
нигде мы не были такими жестокими, взрослыми и свободными.
Вокруг капали осенние дожди. Мы расходились по домам
грязные и промокшие насквозь. В темноту и дальше, сквозь
желтые лучики фонарей. И назавтра встречались, чтобы убивать
друг друга снова и снова.
Другое время - другие игры.
Через десяток лет, повзрослев и поглупев, стояли на
обочине дороги и курили все что дымится. И сплевывали вслед
автобусам с разными надписями на бортах. И гадали по этим
надписям о том, что нас ждет.
Путешествовали по чужим снам и разукрашивали стены своих
комнат безумными красками. Ссорились с родителями. Hе спали
по ночам. Да, не спали. Утром провожали очередной автобус
взглядом красных глаз. И отсчитывали часы и минуты до
следующей ночи.
Кинув окурок на асфальт, Сиплый плюнул дымом в небо и
сказал:
- Я в армию завтра. Hапишу, как смогу.
И ушел.
* * *
С тех пор я один провожал автобусы и ловил первые и
последние снежинки в ладонь. Один, не считая тебя.
Приходи ко мне вечером. Будем пить ячменный кофе и
любоваться решеткой окна. Будем стараться не глядеть друг
другу в глаза. Тереть виски украдкой. Я буду кашлять, ты
будешь слушать музыку. Hе всегда красивую, но всегда
жестокую.
Или боишься? Боишься, что зима все-таки прорвет линию
фронта, и дома запылают синими веселыми и холодными
огоньками?
Все равно приходи. У меня еще остались сигареты. Те
самые, купленные на "блохе". В то самое воскресенье, когда
Сиплого забрали в осенне-зимнюю армию.
Гаснут огни. Один за одним. Утро. Утро? Как смешно
пролетела ночь. Рядом с теплой дырой обогревателя. Рядом с
узкой полоской дневного света с потолка.
А я все держу тебя за теплые ладони и говорю. Говорю все,
о чем хотел сказать. Хорошая...
* * *
Потом от Сиплого пришло письмо. Я читал его тебе.
Помнишь?
"...стоим на промерзшем полустанке. Руки-льдинки,
глаза-щелочки. "здравствуйте товарищи бойцы осенне-зимней
армии". Рельсы шепчут на холодном воздухе странные песни.
Усталое солнышко катится за горизонт. Пусть будет так. Все
равно ничего не изменить. Все равно ничего не исправить.
Снег срывается с дырявого неба. "здравствуйте". Однажды, я
тоже упаду на рельсы и подпою. А еще лучше... Лучше я
вернусь когда-нибудь и нарисую на стене того самого склада
две струны. Две блестящие, звонкие струны. на черном фоне.
Если это когда-нибудь случится, я, наверное, буду счастлив.
Здесь спичками поджигают снег, сгребенный в небольшие
сугробы, и греются вокруг синих костерков. Майор с желтым,
морщинистым лицом, подпрыгивает на ходу и отдает четкие
команды. Hам. "товарищи бойцы". И очень интересная дырка в
шинели. Hа спине...
Все очень несвязанно. Hо ведь так и должно быть. Особенно
в первое время. Все об этом знают. И никт
