Библиотека в кармане -русские авторы

         

Ермолов Фёдор - Часы С Кукушкой


Федоp Еpмолов
ЧАСЫ С КУКУШКОЙ
Вечер, разрезанный надвое : до и после.
До были часы с кукушкой - прокуковали четыре раза и встали как раз в тот
момент, когда он на них посмотрел. Пора было обедать, и, хотя есть совсем
не хотелось, он пожарил себе яичницу (глазунья не получилась, но какая
разница) и утолил несуществующий голод. Хлебная корка, оставшаяся еще со
вчерашнего ужина, совсем уже зачерствела, и кусать ее было тяжело, но, не
имея привычки что-либо выбрасывать, он доел ее, размочив в чае. Чай он пил
из большой, розовой, в золотую крапинку чашки со сколом на ободке (блюдце
утрачено), пожалуй, слишком большой, но другими он не пользовался.
Можно было взять из вазочки в серванте конфету к чаю, но он не стал -
ведь оставался еще хлеб. Конфеты, как элемент роскоши, расходывались
экономно и хранились долго - дольше, чем следовало бы. Когда однажды он
угостил такой конфетой соседского мальчишку, маленького белокурого
пацаненка из 41-й, тот немного помусолил ее во рту и незаметно для взрослых
выплюнул. Потом на нее кто-то наступил, и она размазалась по ступеньке
большим и совсем уже не аппетитным рыжим пятном.
Пообедав, он прилег отдохнуть - провалился на полчаса во что-то мутное и
вязкое, багровое, как свет сквозь опущенные веки. Проснулся он ровно в пять
- сам, без будильника, так как в пять он всегда смотрел новости. Поставив
стул посреди комнаты, он сидел, сильно наклонившись вперед (старый "Атлант"
показывал плохо, да и зрение было уже не то), и внимательно вслушивался в
слова диктора. После сводки погоды - Волгоград, как всегда, обошли
вниманием, но он по опыту знал, что через неделю здесь будет та же погода,
что сегодня в Москве - он выключил телевизор, на экране которого еще долго
светилось расплывчатое светлое пятно. В новостях его что-то раздосадовало,
но, минут через десять, он уже не помнил что.
Захотелось пить, он прошел на кухню и напился из белой железной кружки,
в которой у него всегда была припасена кипяченая вода - сырую он не пил.
Ощутив, что ему не хватает чего-то, столь же привычного и незаметного, как
стук сердца, он посмотрел на часы. Маятник не качался. Это его почти
удивило - обычно он заводил часы вечером, и завода всегда хватало на сутки.
Он перевесил гирьки - в довесок к одной был примотан проволокой небольшой
бронзовый вентиль - и посмотрел в окно. Солнце, маленькое и слепящее,
висело над крышами, выжженными, как барханы в пустыне. Hа мгновение в окне
промелькнул голубь.
Вспомнив, что хлеба совсем не осталось, старик взял авоську и отправился
в магазин. Уходя, он поставил квартиру на сигнализацию.
Я был у него несколько раз - помогал считывать показания счетчика, писал
под его диктовку письмо его сыну в Самару, как-то раз даже звонил от него
кому-то - хорошо помню черный, допотопный, комиссарский какой-то телефон,
висящий на стене возле дивана. Еще однажды я был у него в его отсутствие -
сработала сигнализация, и меня пригласили понятым. Милиционеры в
бронежилетах и с автоматами наперевес обшарили пустую комнату, обматерили
всех стариков на свете, и ушли, не сказав мне ни слова. Он тогда ездил к
сыну.
Его комната завораживала меня, как и все другие стариковские комнаты, в
которых мне приходилось бывать. Есть какое-то смутное очарование в этих
затерянных мирах, с их истертыми от постоянного шарканья половицами,
этажерками (было такое слово в русском языке) с парой - тройкой
невообразимых и совершенно неинтересных книжек, холодильниками, запираемыми
на ключ, неи





Содержание раздела