Жемайтис Сергей - Ребята С Голубиной Пади
СЕРГЕЙ ЖЕМАЙТИС
РЕБЯТА С ГОЛУБИНОЙ ПАДИ
ДЕДУШКИНЫ ИМЕНИНЫ
Вечером с Амурского залива подул холодный, порывистый ветер. Словно дворник невидимка, он мел пыль и песок по улицам Голубиной пади.
Левка Остряков, подняв воротник бушлата, медленно расхаживал взад и вперед по дорожке у обрыва. Здесь кончалась Голубиная падь. Внизу, по склонам сопок, к тускло блестевшей бухте серыми ступенями кварталов спускался город.
В городе зажглись огни. В порту на мачтах военных кораблей часто часто, словно вперегонки, замигали сигнальные лампочки. По Светланской улице прополз трамвай, похожий на огненного дракона.
Когда слышались шаги, Левка останавливался, стараясь получше рассмотреть прохожего. По крутой тропе поднимались из города рабочие с заводов, матросы и портовые грузчики. Преодолев подъем, они останавливались, чтобы отдышаться; некоторые закуривали, долго чиркая гаснущими на ветру спичками, и уходили, упрямо подавшись навстречу ветру.
Медленно тянулось время. Прошло уже полчаса с тех пор, как последний грузчик поднялся из города в Голубиную падь. А Левка, плотно запахнув бушлат, все так же продолжал ходить вдоль обрыва.
Когда Левка оставался один, он всегда о чем нибудь мечтал: то он старался представить себя участником событий, прочитанных в книгах, то придумывал самые захватывающие приключения. Сейчас Левка вообразил, что несет вахту на мостике корабля, который борется с ураганом.
Корабль терпел серьезную аварию, и теперь вся его команда, кроме Левки, который, конечно, был капитаном, подводила пластырь, стараясь закрыть пробоину.
Чтобы подбодрить свою команду, Левка запел матросскую песенку:
Разве это буря, братцы?
Это просто легкий бриз…
Пластырь наложен. Корабль снова рассекает волны. Но Левка терпеть не может спокойного плавания.
Он начинает придумывать новые несчастья: корабль теряет управление, на нем возникает пожар, наконец выходят из строя машины. Но стихии бессильны остановить стремительный бег корабля! Он теперь идет под парусами, сооруженными из брезентов, снятых с трюмов.
Но тут на тропе снова послышались чьи то шаги, и Левка оставил свой «корабль».
«Совсем не знает дороги!» — определил Левка, наблюдая, как внизу вспыхивает желтоватое пламя спичек и освещает то кусочек тропинки, то пыльные кустики полыни.
Наконец над обрывом показался приземистый моряк.
— Ну гора!.. — сказал он низким басом и, помолчав немного, спросил: — Куда же теперь курс держать? Ни компаса, ни звезд нет, ни живой души.
— Есть живая душа, — сказал Левка и, подойдя почти вплотную к моряку, спросил: — Вас Андреем звать?
— А, компас появился! Угадал, брат, Андреем… А ты, наверное, Остряков?
— Да.
— Постой, звать то как?
— Лев.
— Ну пошли, Лев, а то я, кажется, здорово опоздаю на именины к твоему дедушке. Все гости уж, наверное, собрались?
— Дедушкины гости — народ точный… Следуйте за мной.
— Ого, ты, я вижу, парень строгий, весь в отца. Он мне про тебя рассказывал. В гимназии учишься?
— В гимназии.
— Трудно?
— Учиться то не трудно…
— А что трудно?
— Да есть у нас такие…
— Буржуйские сынки? Скауты, наверное?
— Да нет, скауты — это что… С ними разговор у нас короткий. Мы скаутов не боимся.
— Кто же тогда?
— Да Жирбеш. Учитель один, по географии…
Налетел такой яростный ветер, он так завыл и засвистел вокруг, с такой злобой бросил в лицо песок, что Левка повернулся спиной к ветру и замер, втянув голову в плечи.
— География, брат, штука трудная. Сам знаю, — заметил моряк, когда шквал промчался. — Там этих одних рек и хребтов столько,
