Житков Борис Степанович - Клоун
Борис Степанович Житков
Клоун
Цирк сиял огнями. И огненным веером горела над крышей на черном небе
красная надпись:
ЛУИЗ
КАНДЕРОС
Входные двери перестали хлопать - не успевали закрываться: густой кашей
валил народ к кассе.
Тринадцать тигров и среди них будет женщина на коне. На афише была
нарисована воздушная женщина в розовом трико верхом на белой лошади, без
седла и уздечки, а вокруг мечутся и скачут рыжие тигры с оскалившимися
зубами. А женщина подняла, как крылышки, ручки и беззаботно улыбается.
Публике хотелось скорее увидать ее среди тигров одну, даже без хлыстика
в руке. А под трико не спрячешь револьвера. И все волновались, уж глядя на
одну только картинку на афише.
А у служащих была своя тревога: как раз сегодня днем на репетиции при
всех артистах директор устроил скандал клоуну Захарьеву. Захарьев
репетировал свой номер с Рыжим и хлопнул его по щеке. Вдруг вошел на арену
директор, высокий, толстый, и сразу начал кричать.
- Надоели вы со своими оплеухами. Все ваши номера один мордобой.
Выдумайте, шевелите мозгами. Сегодня последний вечер с оплеухами! Слышите? А
то выходит у нас не цирк, а ба-ла-ган!
Директор покраснел от натуги. Фыркнул и вышел вон. Захарьев и рта
открыть не успел. Все кругом молчали и, подняв брови, глядели на Захарьева.
Захарьев нахмурился и ни на кого не глядя вышел вон.
А у себя в уборной Захарьев чуть не плакал. Он считал себя первым
клоуном в Союзе. Столичным клоуном, лучшим выдумщиком. Ему всегда говорили,
что он - талант, известность. Он был красавец, франт, и даже клоунский
костюм у него был в талью, из желтого атласа, с серебряным шитьем.
Вот уж пять лет он работает в этом цирке и всегда визг, хохот,
аплодисменты.
И вдруг этот новый директор позволил себе при всех... Захарьев бил с
досады кулаком по колену.
Вдруг он увидал, что в дверях стоит Рыжий и смеется.
Рыжий одним прыжком сел рядом на стол.
- Горе луковое! Не злись! Сегодня мы им покажем, какая у нас будет
последняя оплеуха. Дай только я на этот раз выдумаю.
- Меня оскорбляют, а я буду выдумывать? - крикнул Захарьев.
- Не ты, а я, я буду выдумывать, - перебил Рыжий. - А знаешь, в чем
дело?
- Ну? - Захарьев насторожился.
- Дело в том, - сказал Рыжий, - что на твое место директор хочет
поставить своего племянника Серьгу.
Захарьев побелел от злости.
- Наплюй, - сказал Рыжий. - Слушай лучше меня. Будешь слушать?
Захарьев молчал.
- Ну тогда я ухожу.
Рыжий соскочил со стола и прыгнул в двери, в коридор.
- Стой, стой! Рыженький! - крикнул вдруг жалобно Захарьев.
Рыжий вернулся.
- Так будешь слушать? Дай руку.
Захарьев протянул ладонь, и Рыжий с размаху треснул в руку так, что
жарко стало. Повернулся волчком и побежал по коридору.
И вот до вечера никто не знал, что будет на спектакле у клоунов.
Говорили среди артистов, что клоунского номера совсем не будет, что Захарьев
подал жалобу в союз и уходит. Другие говорили, что выступит новый клоун
Серьга. Рыжего целый день не видели, а когда вечером он явился, за три
минуты до начала, все его обступили с расспросами. Рыжий сказал, что сам
директор наденет колпак и будет бегать по арене на четвереньках.
А публика валила и валила в цирк. Артисты в уборных одевались к своим
номерам. Рыжий с Захарьевым заперлись в своей каморке. Кто-то постучал в
дверь. Рыжий высунул голову. Служитель стал шептать ему на ухо:
- Директорский племянник одеваются тоже, знаете, клоуном, наряд очень
богатый, и - и какой богатый!
- Ладно! - крикнул Рыжий, - кланяйся павлин
