Житков Борис Степанович - 'с Новым Годом !'
Борис Степанович Житков
"С Новым годом!"
Был канун нового, 1907 года. В городской думе были расставлены столы. В
парадном зале, в два ряда. А на столах - свечи в канделябрах, по шести штук
в каждом. Канделябры бронзовые, сияют как золото. А вокруг икра, балыки,
заливные осетры, окорока, индюшки. Все в завитках, в бумажных финтифлюшках.
Вазы хрустальные. В вазах апельсины, яблоки, гора над горой. А бутылок - что
солдат на параде. По краям тарелки, ножики, вилки, графинчики, рюмки.
Блестит, горит - глаза режет. Официанты в белых перчатках. Бегают, мечутся -
дух зашибло. Сейчас господа приедут! Ведь господа-то какие! Не простые -
именитые. Цвет купечества. Виднейшие адвокаты. Сказывают: сам губернатор
будет. С графиней, с губернаторшей.
А вот и собираются. Во фраках. Глаженые рубашки блестят как фарфоровые.
А другие в мундирах пришли, воротники золотые, шпага при боку. А дамы-то! В
ушах бриллианты, на пальцах колец - что перчатки. Вот уж и музыканты наверх
пробираются. Трубы горят начищенные. Ух, как рявкнет медь - посуда
подскочит.
Сейчас губернатор будет. Бегут, бегут - это его встречать. Городской
голова* впереди всех покатил. Музыканты встречу ударили. Городской голова
кланяется, улыбается. А что говорит - за музыкой не слыхать. Его сиятельство
по сторонам кивает: "Садитесь, господа. Прошу без чинов". На музыку платками
замахали. Городской голова говорит, в руке бокал держит:
______________
* Городской голова - в царское время председатель городской управы.
- Вступаем в новый, девятьсот седьмой, божьей помощью и стараниями
вашего сиятельства! - и кланяется. - В новый год, год успокоения, мирного
преуспеяния, без стачек, без баррикад. Ваше сиятельство, без смуты вступаем
в спокойное... - и все кланяется, кланяется. И бокалом губернатору, как поп
кадилом.
Дамы все на графа смотрят и прическами кивают. Пришептывают: "Ваше
сиятельство! Ваше сиятельство!"
А голова:
- В ознаменование крепости державы российской и силы русского оружия со
дна моря поднята, с затопленного дерзостного английского корабля, чугунная
пушка десятифунтового калибра. И пушка эта, ваше сиятельство, поставлена на
пьедестал как памятник победы, близкой сердцу нашему. И в знак близости
водружена в двадцати шагах от этого здания - городской думы.
Городской голова махнул бокалом к дверям, чтобы показать, где пушка, и
плеснул вином губернаторше на голое плечо. Адъютант губернаторский подскочил
с салфеткой и так усердно стал вытирать, что граф нахмурился на адъютанта и
сказал сердито: "Довольно бы, пожалуй!"
Голова думал, что это ему, и на всем ходу прикусил язык. А граф кивнул
голове: "Я вас слушаю!" Тут кто-то догадался махнуть музыкантам, те ударили
туш, все господа встали, у всех бокалы с вином играют в руках. "Ура! Ура!"
Зазвякали, зачокались.
А мы еще накануне знали, как это там соберутся, как там бутылки
раскупоривать начнут и как начнут всей рабочей революции отходную петь. Да и
верно, прижали - не повернись. По всем городам усиленная охрана, шпиков, что
воробьев. "Союз русского народа" резинами машет, хлещет этим резиновым
дубьем всех, чья личность им не по нраву. Что ж, выходит: в щель забейся. Но
мы сидели втроем на квартире, и всем тошно, а Сережка все бубнил:
- Теперь им лафа - во какими павлинами ходят: "Что? Кого? Царя?" Сейчас
свисток из кармана, тебя за шиворот, и такое тебе "боже царя" начнут в
участке всаживать, что аккурат на три месяца больницы. Сиди, брат, и не
пикни. А они там, в городской думе, завт
