Злотин Григорий - Амфортова Рана
Григорий Злотин
Амфортова рана
Introductio
Амфортас -- легендарный король, хранитель Святoго Грааля (чаши с кровью
Христа), один из героев круга сказаний о странствующем рыцарстве, смежного с
легендами о рыцарях Круглого Стола. Амфортас обитает в замке Мунсальвеш,
который, подобно граду Китежу, виден не всем, а только достойным. Пытаясь
завладеть волшебною чашей, злой чародей Клингзор тяжко ранит Амфортаса, и по
пророчеству эта рана не заживет до тех пор, пока короля и чашу не освободит
чистый и совершенный рыцарь, лишенный всяких знаний о мире -- одновременно
могучий витязь и невинный простак. Этим витязем становится известный, среди
прочего, по опере Вагнера "Парцифаль". Автор взял этот сюжет в качестве
отправной точки для рассказа о том, как спокойно и безмятежно живут люди в
некоей стране, посреди которой -- на глазах у всех зрячих -- зияет страшная,
незаживающая рана.
Амфортова рана
Пробудился я внезапно, да так и подскочил от пронзившей меня боли.
Кто-то, по-видимому, тайком пробрался в спальный вагон и с размаху нанес мне
сильный удар в челюсть, кулаком, а то и кастетом. Я потрясенно осмотрелся и
стал было подниматься с постели, но тут же сокрушительный второй удар
обрушился на меня откуда-то сверху. Прямо в темя! Свет передо мною померк, и
из глаз посыпались искры. Я охнул и втянул загудевшую голову в плечи, ожидая
продолженья. Но все было тихо, и только за перегородкой негромко копошились
мои уже проснувшиеся попутчики. Кряхтя от боли, я оделся и поковылял в
уборную.
Утро было напрочь испорчено. В отвратительном расположении духа я взял
свой саквояж (получив попутно пару нещадных пинков пониже спины), и,
вздыхая, ступил на перрон. Погода стояла просто восхитительная: ясный,
солнечный, безветренный день. Мимо скорым упругим шагом проходили одетые с
иголочки коммивояжеры, прибывшие вместе со мною утренним поездом. На улице
ловкие дюжие приказчики дружно поднимали железные шторы лавок. Опрятные
дворники с надраенными бляхами поливали и без того чистую мостовую. Стайка
гимназисток в белых передничках торопилась на урок. Почтенные домашние
хозяйки, раскланиваясь друг с другом, неспешно шли на рынок. Веселая
цветочница несла на площадь свой лоток, полный свежих нарциссов и ирисов.
Пахло кофе и горячей сдобой.
По переулкам еще кое-как получалось пробираться без боли, но на
проспекте, что вел к площади, удары посыпались на меня, точно горох из
рванаго мешка. На мое счастье я заметил, что неподалеку, между торговлей
съестными припасами купца Иванина и рамочным заведением бр. Аарон, как раз
на углу Померанцевой и Фонтанной, появился городовой. Опираясь на
подобранную по дороге трость -- ее, верно, обронил кто-то из прежде избитых
-- я направился прямиком к нему.
Внешность городового поначалу не внушила мне ни малейшего доверия. Был
он плюгав, тощ, кривобок и сутул, росточка самого неказистoго, лицо имел
рябое и осунувшееся, словно всю жизнь жил впроголодь. Тем удивительней было
то, что едва завидев меня издали, городовой приосанился, выкатил грудь,
поправил съехавшую набекрень треуголку и даже будто стал немного выше
ростом. "Что Вам угодно, милостисдарь?" -- процедил он сквозь зубы, чуть
только я приблизился. Я кратко объяснил ему сущность постигшей меня
незадачи.
Никогда: ни после, ни, тем более, до этой встречи не бывал я так
изумлен происшедшей с моим собеседником переменой. Городовой ослабил ремни
портупеи, которые сдавили его внезапно выросшие плечи. Он огладил мундир, и
под ним
