Икрамов Камил Акмалевич - Скворечник, В Котором Не Жили Скворцы
Камил Акмалевич ИКРАМОВ
СКВОРЕЧНИК, В КОТОРОМ НЕ ЖИЛИ СКВОРЦЫ
Две приключенческие повести "Скворечник, в котором не жили
скворцы" и "Семенов" рассказывают о тяжелых годах Великой
Отечественной войны, о том, как юные патриоты помогали своим дедам и
отцам защищать Родину от фашистов.
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Этот скворечник
Изобретатель утюга
Переулок
Петын
Подозрительные
Канистра
Сережка-Альбинос
Опять этот скворечник
Дело пахнет керосином
После отбоя
Фашист
Поминки и проводы
Что было дальше
ЭТОТ СКВОРЕЧНИК
Мы сидели на крыше, вернее, в слуховом окне. Осколки снарядов то и
дело дырявили старое, проржавевшее железо. Мы сидели молча, никому не
хотелось говорить. Сережка сказал первый:
- Зашел сегодня в магазин, а там - шаром покати. Скоро одни крабы
останутся.
Я понял, что Сережка думает о матери. Ведь он теперь кормилец! Я знал
об этом, а Шурка еще не знал.
- Интересно, для кого этих крабов делают? - сказал Шурка Назаров. - Я
лично их ни разу не пробовал и не видел человека, который бы их ел.
- Матишина один раз покупала, - сказал я. - Никто их не берет, а она
назло.
- И еще ячменное кофе "Здоровье", - сказал Сережка.
- Не ячменное, а желудевое, - поправил его Шурка.
Сережка не стал спорить. Я тоже, хотя знал, что кофе ячменное, и даже
не ячменное, а ячменный. Кофе, как это ни странно, мужского рода. Но Шурку
не переспоришь.
В магазине на Пятницкой из банок с крабами и пачек кофе были сложены
целые пирамиды. За одним прилавком пирамида крабов, за следующим - кофе
"Здоровье". И ничего больше. Ну, там еще лавровый лист, душистый перец,
горчица. Остальное, как появится, сразу нарасхват. И очереди.
- Сегодня они зажигалки кидать не будут, - сказал Шурка.
В его словах не было ничего интересного. Фашисты теперь редко
сбрасывали зажигательные бомбы. На массовые пожары они уже не
рассчитывали. Теперь они кидали фугасные бомбы и старались целиться в
важные объекты.
- Глядите! - Сережка показал рукой.
Но мы и сами видели, как за Крымским мостом три прожектора поймали
вперекрест фашистский самолет.
Возле нас стрельбы стало меньше. Зато там рвались снаряды. Там, в
белом слепящем свете, готовился к смерти какой-то фашист.
- "Юнкерс-87", - сказал Шурка.
Мы опять не стали спорить. Попробуй различи отсюда! Подбитые
"юнкерсы" мы видели на площади перед Большим театром и в Центральном парке
культуры и отдыха имени Алексея Максимовича Горького, когда там была
выставка трофеев.
Мы могли по звуку мотора отличить наш самолет от немецкого. Мы
привыкли к шипящему посвисту осколков. Мы могли, или так нам казалось, по
звуку отличить двухсоткилограммовую фугасную бомбу от полутонной, и мы не
вздрагивали от свиста. Но теперь мы вздрогнули: где-то совсем рядом
зазвенел звонок. Сильный. Сильнее, чем школьный.
Мы выскочили из слухового окна и увидели, что колокольня против
нашего дома освещена электрическим светом. Колокольня была белая-белая, и
черными провалами зияли сквозные арки без колоколов. Вдруг свет погас, и
звонок перестал звенеть. Неужели померещилось? Не успел я об этом
подумать, как вновь вспыхнул свет и зазвенел звонок.
Нам говорили, что с самолета видна зажженная спичка, что луч
карманного фонарика виден на несколько километров. Свет, вспыхивающий в
нашем переулке, наверняка можно было заметить и на подступах к Москве. Мы
окаменели от ужаса. По тому, как падала тень, было ясно, что эта сильная,
в сто или двести свечей, электрическая лампочка установлена на нашем доме.
Значит, здесь, в нашем доме,
