Кабаков Александр - Поздний Гость
Александр Кабаков
Поздний гость
История неудачи
А что сверх всего этого, сын мой, того берегись:
составлять много книг - конца не будет,
и много читать - утомительно для тела.
Книга Екклесиаста, или Проповедника,
глава 12, 12.
1
Есть много причин, по которым я начал это писать - кстати, совсем не
будучи уверенным, что тех же причин хватит, чтобы и закончить. Более того, уже
сейчас я знаю, что завершить начатое, а не бросить на середине будет очень
трудно. Тем не менее, нисколько не задумываясь о будущем (вот и первая ложь,
каких будет здесь еще полно - на самом деле очень даже задумываясь, но все же
решил начать, потому что больше делать нечего, приходится), сразу приступаю к
рассказу о том, откуда, почему и каким образом возникает в данный момент
(когда я пишу) то, что вы в данный момент (другой? но ведь тоже данный,
подумайте сами) читаете.
Нет, не сразу. Сначала отвлекусь для более подробного рассуждения на тему,
слегка затронутую в предыдущей фразе.
Действительно, смотрите, что получается. Вот я пишу сейчас то, что пишу.
Испытываю в это время жуткое количество ощущений - нога почему-то болит,
например, хотя, вроде бы, не ушибал и не подворачивал - и чувств - главное из
которых несколько отчаянная решимость, всегда сопутствующая началу работы;
думаю о многом - прежде всего, конечно, об этой чудовищной фразе, но и о
предстоящем звонке, и черт его знает о чем еще, включая общий план
сочинительского предприятия, который, естественно, как бы я ни пытался
действовать спонтанно, имеется; одновременно прислушиваюсь к установившейся в
доме полной тишине, всегда, с детства, меня пугавшей, из-за чего не мог и не
могу выносить одиночества, а отсюда множество житейских глупостей и общая
интеллектуальная поверхностность... И перечисленное - только ничтожная часть
того, что можно было бы бесконечно перечислять. Сижу, шлепая по клавишам одной
рукой, между прочим, левой, так как я переученный в школе левша, а правой
подперев щеку, и пытаюсь нечто описать.
А вы в это самое время заняты чем-нибудь, совершенно не имеющим к
состоянию моему и действиям отношения. Телевизор смотрите, едете в метро,
разговариваете с кем-нибудь или читаете газету. Можно даже тщеславно
допустить, что читаете не газету, а какой-нибудь другой мною же написанный
текст.
Прошли годы, как обозначали смену ситуации в титрах старых фильмов. И,
предположим, я закончил эту книгу, захватил врасплох беднягу издателя,
боящегося отказать - а вдруг хорошо пойдет или премию какую-нибудь огребет, да
и просто неловко отказывать постоянному автору - и выпустил написанное. Долго
кропал, так что к концу не только находился совершенно в ином настроении души
и ума, чем нахожусь сейчас, но даже просто забыл суть этого начала, о чем тут
речь идет, и лишь немного восстановил в памяти при последней вычитке, да и то
текст уже воспринимался как чужой. Что вполне объяснимо: болела уже не нога,
а, очень вероятно, голова; никакой решимости уже не было, а была, как обычно
перед сдачей, только радость освобождения - уж что получилось, то получилось,
закончено; о фразах думал только узко технологически, так как общую интонацию
уже не изменишь, хорошо бы хоть явные повторы убрать. К тому же предстоял не
звонок - который, a propos, пока я предыдущий абзац заканчивал, уже состоялся,
а встреча, и не тишина меня мучила, а, к примеру, серый утренний свет донимал,
который я тоже ненавижу... А пока длился издательский цикл, я и вовсе о книге
забыл, занялся совсем
