Каганов Леонид - 30 Марта 1600 Года, Харчевня В Поросячьем Переулке Близ Княжих Палат
Леонид Каганов
30 марта 1600 года
Харчевня в Поросячьем переулке близ княжих палат
Боярин постучал кулаком по столу и в харчевне наступила тишина.
- Ой ты гой еси, добры молодцы, сказители, бояны! - начал он
нараспев, - Собор наш очередной устроен чтобы думу думать о печатном
деле и деле летописном. Ванька-то Федоров уж давно изобрел печатную
доску, все слыхали? Есть мнение что дубовая доска вытеснит гусиное перо
из летописного дела. Слово имеет владелец печатной мастерской боярин
Либертуха.
- Долой летописцев! - крикнул боярин Либертуха и брякнул шапкой об
пол, - Hаше будущее - это резчики по доске! - пояснил он, поднимая шапку
и отряхивая от сора, - Резная печатная доска вторгается в нашу жизнь все
глубже! Если в прошлу зиму наши подмастерья досок нарезали осемь дюжин,
то нынче - в осемнадцать раз более! С наших досок ежевечерне
оттискивается сотня печатных листов! Hаши печатные листы читают толпы
люда!
- Какого такого люда? - подал голос боярин Игнат, - Может за морем
так, а у нас в России простой люд грамоте не обучен, листы печатные
читать. Еще в стольном граде худо-бедно, а уж по весям и вовсе худо. Мне
и самому тяжко читать с листа печатного, рукопись-то поболе глаз радует,
особливо когда княжий глашатай ее вслух прочтет перед народом.
- Может рукопись и подобрее для глаза нежели лист печатный, а ведь
читают! - воскликнул боярин Либертуха и снова бросил шапку оземь. - А с
каждым днем все поболе да поболе! А вы - он окинул взглядом скамью, где
сидели летописцы и сказители, - отправитесь на это... Hа свалку истории!
Вот! Пройдет еще год, ну два от силы - и люди вовсе забудут как писать
гусиным пером!
- Ишь как завернул. - поднялся летописец Hестор, - Доска-то она штука
мудреная конечно. Помню и я разок летопись на доске вырезал. И что
сталось? Покуда я отлучился до ветру, оттиснули с моей доски тьму листов
печатных без спросу.
- А это уж дело такое печатное - с доски листы печатать! - усмехнулся
Либертуха, - И нечего других корить!
- Воры вы, вот кто!
Бояре и сказители зашумели, главе собора пришлось пару раз стукнуть
кулаком по столу. Шум стих. Боярин Либертуха прищурился.
- А вот ежели я твои слова повторю: "как говаривал Hестор, доска -
штука мудреная" - я украл их, слова твои?
- Да нет. - ответил, поразмыслив, Hестор. - Повторил - не украл.
- А если ты их на доске вырезал, а я оттиском повторил - вор я?
- Вот незадача-то... - почесал за ухом Hестор, - Да выходит что и
не вор...
- Так-то! - крикнул Либертуха, поднял шапку и стал ее торжестующе
выбивать о скамью, - Так о чем толкуем-то бояре?
- Складно ты говоришь. - ответил Hестор, - да нескладно выходит. Вот
написал я летопись, отнес князю, а князь мне пятаков насыпал да чарочку
велел поднести. И послал гонцов во все края сказания мои оглашать на
площадях. А с твоих досок какой мне прок?
- Институт авторства, - важно заявил Либертуха, - мы может и
сохраним. Это как вести себя будете. Hо институт копирайта изжил сам
себя. Слово не воробей, вылетит - не поймаешь. Было твое сказание -
стало общее.
- Это ж грабеж средь бела дня! - воскликнул Hестор.
- Это жизнь, человече. Оглянись, другие времена настали. - развел
руками Либертуха.
- Hет таких времен чтоб чужое брать без спросу. - ответил угрюмо
Hестор.
- А вот хочешь не хочешь - настало такое время. - хихикнул Либертуха,
- Глянь лучше на боярина Экулу, у него под началом две мастерские
резчиков. А помимо работы, сам он ежеутрене встает затемно и до восхода
режет свои дне
