Казакевич Эммануил - Дом На Площади
Эммануил Генрихович КАЗАКЕВИЧ
ДОМ НА ПЛОЩАДИ
Не часто
Дается людям повод для таких
Высоких дел! Спеши творить добро!
Гете
Часть первая
ПУТЕШЕСТВИЕ НА ГАРЦ
Рассказ о шести солдатах
Команда солдат в составе шести человек не спеша двигалась на запад.
За исключением старшего, который был, вопреки своей роли, самым младшим,
это были все пожилые люди, служившие в тылах одной из действующих дивизий.
Их оставили на месте последнего формирования, в районе города Гомеля, для
охраны принадлежавшего дивизии прессованного сена. Дивизионное
интендантство рассчитывало в ближайшее время, как только уляжется весенняя
распутица, прислать за сеном машины.
Сено лежало штабелями в небольшой квадратной березовой роще, уже
лиловой от почек. Солдаты несли охрану бдительно и по всем правилам
караульной службы. Жили они тут же, в землянке, которую сами для себя
выкопали. Когда кончились продукты, старший команды — сержант
Веретенников — отправился в Гомель, где получил по шести продаттестатам
хлеб, сахар и консервы еще на десять дней.
Вокруг рощицы, где лежало сено, простирались поля. Начиналась
весенняя пахота. Из соседней деревни приходили колхозницы с лошадьми и
плугами. Поравнявшись с рощицей, женщины здоровались с солдатами. Они с
завистью поглядывали на сено. Иногда они просили дать им сенца, но
солдаты, виновато отводя глаза, отвечали всякий раз одно и то же:
— Не имеем права. Не наше. Армейское.
Зато они часто помогали колхозницам пахать, и между ними и женщинами
установились отношения, полные взаимного понимания и спокойного
дружелюбия.
Время шло. Машины из дивизии не приходили. Все кругом было тихо и
спокойно. На березах пробивались маленькие, ослепительно зеленые листики.
Тревожная бессонница овладела Веретенниковым. По ночам он выходил на
опушку рощи и глядел на дорогу. Кругом стояла кромешная темнота.
Светомаскировка здесь еще соблюдалась, и ни один огонек не мигал в
окрестности. Большая дорога проходила далеко отсюда, машин не было слышно.
Что касается того проселка, который вел от большой дороги сюда, то он был
вовсе пустынен.
Это странное — хотя вполне обычное в неразберихе военных ситуаций —
прозябание тяготило Веретенникова. Особенно же ему стало невмоготу, когда
женщины однажды сообщили, что, по слухам, советские войска уже в Германии,
чуть ли не под самым Берлином. Тогда Веретенников, вопреки своему
обыкновению ничего не просить, а делать только то, что прикажут, обратился
к гомельскому коменданту, и тот согласился принять дивизионное сено и
отпустить команду на все четыре стороны, снабдив ее соответствующим
документом.
Вернувшись в рощу, которую он уже рассматривал как родной дом и
каждую тропинку которой знал, как знают половицы в собственном доме,
Веретенников велел солдатам готовиться в путь.
Во время пребывания здесь солдаты уже успели привыкнуть к своему
существованию, обрасти какими-то предметами, полюбить местность,
обзавестись знакомствами. Расставаться со всем этим было, конечно, не так
трудно, как, скажем, с собственным домом и собственной семьей, но все-таки
это была тоже торжественная минута. Вечером к ним пришли женщины, до
которых дошла весть об уходе молчаливых и дружелюбных хранителей сена.
Пришла также и молодая сельская учительница Соня, проведшая несколько
вечеров с сержантом Веретенниковым и привязавшаяся к нему ровной, нешумной
и неназойливой привязанностью, как и он к ней.
В этот прощальный вечер в березовой роще вокруг костра немало было
рассказано историй, по
