Каминский Клим - Рассказы
Клим Каминский
Рассказы
ДЕД
- Деда, деда! Смотри!
Аленка, стоя на коленях перед темными иконами в углу, в шутливом
экстазе громко колотила об пол лбом. Дед тихо засмеялся, погрозив, однако,
внучке пальцем:
- А ну прекрати! Вот Господь тебя увидит - ох как рассердится!
Отложив в сторону вязание, он снял очки и потер затекшую переносицу:
"Эх, Аленушка... Видела бы твоя мать, какая ты уже большая выросла..." При
мысли о покойной дочери сердце привычно кольнуло, - "И ведь как глупо, как
обычно умерла!", - в тысячный раз думал старик, - "С мужем на колхозном
грузовике поехали к свояку на свадьбу в другую деревню. Возвращались - оба
пьяные - и тот не справился со скоростью, грузовик пробил гнилое ограждение
и упал в реку, так быстро, вздыбив гору пены, и только через несколько дней
нашли и вытащили," - глаза старика стало резать. Было слышно, как проехал
поезд. Дед поднялся, опираясь на палку:
- Ну, давай, давай, нечего баловаться. Пошли на огород.
- Деда, а можно я пойду погуляю?
- Ты же мне обещала редиску полить?
- Дед, ну можно, а?
- Ты же обещала!
- Ну, я тогда полью, а потом пойду погуляю, ладно?
- Тогда ладно... - улыбнулся дед. Сходив в сарай, он взял ржавую старую
лопату, пошел к длинным грядкам картошки и неторопливо начал окучивать,
стараясь не помять зеленые стебли.
Аленка, схватив маленькое ведерко, бегом принесла в нем воды и,
по-детски пыхтя и надувая щеки, полила розовые бочка редиски, высовывавшиеся
из земли, подбежала к деду:
- Деда, деда! Я все полила! Можно, я пойду?
- Ну, иди, Аленушка, иди. Только смотри - не балуйся!
- Ладно! - уже с улицы крикнула Аленка.
- И к поездам не ходи! - вдогонку крикнул старик, но она уже не
слышала, со всей прыти детских ног мчась через деревню в сторону железной
дороги, к огромному раскидистому дубу. Лазать по нему считалось привилегией
самых отчаянных из мальчишек, поэтому вся немногочисленная детвора глухой
деревеньки собиралась там - храбриться и хвастаться.
Дед закончил одну линию картошки, не спеша убрал лопату в сарай, сходил
в маленькую деревянную церковь, поставил там свечку и помолился истово:
"Только не плакать! Вон старуха-то покойная даже тогда не плакала..." Как
похоронили их, - все время ни слезинки - и все разошлись, она изможденно
села рядом с могилой, и он хотел обнять ее за плечи, чтоб наконец
выплакалась, отдохнула. Она лишь отстранилась от него. Зажав руки между
коленей, раскачиваясь в стороны, запела едва слышно, и пела... Горько и
бесконечно. А он, кажется, молча ушел домой и рубил дрова... Поговорил с
отцом Константином, вспомнил, что даже на войне, такой далекой и страшной,
не было веры, а только после смерти жены он пришел сюда, в церковь... Да...
на войне-то, честно говоря, и немцев старик видел всего дважды, хоть и
прошагал в пехоте ее всю - от зимы ледяного сорок первого до теплого мая
сорок пятого, до Германии. Форсировали Днепр - вот уж когда страху
натерпелся. Было нужно переплыть на плотах реку и подготовить плацдарм на
том берегу, считай, уже мертвые, а с того берега, из дота, стрекотал
пулемет, и грохотали пушки, и плывешь открытый всем, как на ладони, пули
вперемежку с осколками ложились так убийственно часто, что пока переплыли,
на всем плоту живых осталось - только он и сержант. Старику тогда так
страшно было, что он отказался лезть на кручу, к доту, но сержант был как в
истерике, направил на него автомат и пристрелил бы, если б старик не пополз
вверх со связкой гранат в руке, и обполз дот, загляну
