Канторович Лев Владимирович - Чок
Лев Владимирович КАНТОРОВИЧ
ЧОК
Рассказ
- Ну пойми ты, наконец! - горячась, размахивая руками и захлебываясь,
говорил Колосов. - Невозможно допустить, чтобы знаменитый наш Чок вовсе
перестал работать в самом расцвете своих сил, в самую лучшую пору. Пойми,
что, помимо чести питомника, польза, которую приносит Чок, просто огромна.
Никто не может сравниться с Чоком. Чок прославил питомник, блестяще
победил на выставках, прошел все обучение и находится в такой форме, как
никогда, - и вдруг здрасте: ты уходишь, все идет насмарку, и Чок должен
подыхать. Это правильно?.. Да?
Колосов махнул рукой и замолчал. Он обращался к Павлу Сизых. Оба были
молодыми проводниками собак из первого питомника. Они встретились и
подружились два с половиной года тому назад, когда красноармейцы срочной
службы пришли в школу при питомнике.
Колосов был маленького роста, черноволосый и необычайно смуглый. Его
худое, жилистое тело крепко держалось на слегка кривых сильных ногах.
Колосов считал свою профессию лучшей в мире; был беззаветным
патриотом питомника, страстно увлекался рефлексологией и мечтал
когда-нибудь написать книжку о собаках. Кроме того, он был комсомольским
отсекром.
Лучшим другом Колосова был Пашка Сизых. Рослый, широкоплечий и
стройный красавец, Пашка обладал характером необычайно ровным и
уравновешенным. Ему была свойственна некоторая медлительность. Он был
упорен и настойчив.
Дружба Колосова и Пашки была прочной и давней. При этом Колосов,
казалось, верховодил. Он был начитаннее Пашки, отличался недюжинными
организаторскими способностями. Но иногда Пашка, долго обдумывая и
взвешивая какую-либо мысль, легко заставлял Колосова подчиняться коротко
высказанному своему мнению. Если же Колосов соглашался не сразу, у них
начинался ожесточенный спор, и в результате Колосов отступал, несмотря на
все свое пламенное красноречие, перед лаконическими и точными доводами
Пашки.
Сизых был практиком. Он считался лучшим проводником по оперативной
работе.
Колосов и Сизых лежали на лужайке в лесу, неподалеку от питомника.
Была весна, и лес был полон веселыми шумами. Молодая трава и маленькие
листья на деревьях сверкали чистой, необычайно яркой зеленью. Над теплой
землей подымались пряные испарения.
Птицы перелетали в кустах, то скрываясь в листве, то прыгая по голым
еще веткам. Совсем близко стучал дятел. Какая-то серая и совсем крошечная
птичка сидела на гибком конце тонкой ветки, надувшись пушистым шариком, и
старательно выводила сложную трель, временами прерывая свист частым
отрывистым щелканьем.
Сизых лежал на животе. Он грыз пахучую травку. Колосов лежал на
спине. Несколько минут оба молчали. Колосов не выдержал. Он порывисто сел
и, стукнув кулаком по земле, резко повернулся к Пашке.
- Ну, что же ты молчишь? - крикнул он.
- Ты ведь все прекрасно понимаешь, - тихо и медленно начал Пашка. - Я
уже десять раз говорил тебе: не могу я. Не могу ничего сделать. Год я
сверхсрочно отслужил? Отслужил. А больше не могу. Увольняюсь. Чок,
говоришь? Конечно, очень жалко Чока... Попробуй ты его взять. Может быть,
к тебе он привыкнет.
Павел помолчал.
- И не сердись ты на меня, Колосочек, - совсем тихо проговорил он, -
честное слово, мне самому грустно страшно... Но что же я могу сделать?..
Колосов вскочил на ноги.
- Пойдем к Чоку. Попробуем, - мрачно сказал он и не оглядываясь
зашагал по тропинке к лесу.
Пашка поспешил за ним.
Серенькая птичка слетела вниз, попрыгала по мягкой траве и, секунду
подумав, клюнула брошенный
