Карельский А - Утопии И Реальность
Альберт Карельский
Утопии и реальность
Роберт Музиль (1880-1942) при жизни много страдал от того, что ощущал
себя не оцененным по достоинству. Это ощущение не было выдуманным. Слава
одного из крупнейших художников и мыслителей австрийской, да и всей
немецкоязычной литературы XX века пришла к нему только посмертно; а умер он
в безвестности и нужде, в эмиграции, где жил с 1938 года - после
гитлеровского аншлюса Австрии, - ценимый лишь весьма ограниченным кругом
знатоков. Правда, среди этих ценителей авторитеты очень весомые: Томас Манн,
Герман Брох, Арнольд Цвейг.
Надо сказать, что, сетуя на своих читателей, Музиль в то же время не
облегчал им задачу установления живого контакта с его художественным миром.
Мир этот не прост для восприятия. Музиль если и может рассчитывать на
читателя, то лишь на достаточно подготовленного; но зато усилия, затраченные
на приобщение к этому необычному миру, окупаются с лихвой.
В художественном мире Музиля много конкретных примет реального времени,
в котором жил он сам и жили его герои. Место действия здесь -
Австро-Венгерская империя рубежа веков, последних двух десятилетий ее
существования. Но ее историю Музиль рассказывает в особом ракурсе. Точность
исторических характеристик - а уж они у Музиля, как правило, отточены до
блеска, до афористичности - это лишь необходимый фон, самый верхний пласт
художественной структуры. И пласт, можно сказать, подчиненный; упомянутый
блеск не должен вводить нас в заблуждение относительно главной заботы
Музиля. Она - в том, чтобы показать мир сознания современного человека;
сквозь него преломлены все реалии, оно их отбирает и располагает по
значимости, оно их интерпретирует.
Музиль сам сказал об этом с некоторым нажимом в одном из своих интервью
в 1926 году: "Реальное объяснение реальных событий меня не интересует.
Память у меня плохая. Помимо того, факты всегда взаимозаменяемы. Меня
интересует духовно-типическая, если угодно, призрачная сторона событий". И
когда мы называем сейчас Музиля одним из внимательнейших наблюдателей и
аналитиков современного ему мира (в том числе и социального!), надо в то же
время помнить, что история людей у него возникает из истории и анатомии их
идей.
Установка на "взгляд изнутри" определила и специфическую монологичность
музилевского творчества. Дело в том, что из понятия "современный человек"
Музиль никоим образом не исключает и самого себя. Большинство главных героев
в его произведениях - в той или иной степени авторские самопроекции; да и
менее главные, явно "характерные" персонажи, будь они даже объектом
сатирического развенчания, иной раз, как бы вдруг проговариваясь, начинают
изъясняться авторским языком. Так что отделить автора от действующих лиц
здесь тоже нелегко, слишком часто граница подвижна, дистанция обманна.
Показывая духовные блуждания своих героев, Музиль держится по отношению к
этому смятенному товариществу скорее как равноправный член, нежели как
всеведущий судья; в их сомнениях и исканиях он участвует полной мерой, их
победы и поражения берет на себя.
Столь пристальный интерес к анатомии человеческого сознания не случаен.
Среди западных художников слова XX века Музиль - один из тех, кто особенно
остро ощущал кризисное состояние буржуазной цивилизции, кричащий разрыв
между гуманистическим кодексом, унаследованным от прошлых эпох, и
девальвацией всех его установлений в настоящем. Этот кодекс существует
теперь лишь как система выхолощенных, бескостных догм и фраз, под
усыпит
