Карпов Владимир - Могу Хоть В Валенке Дышать !
Владимир Карпов
"Могу хоть в валенке дышать!"
Владимир Александрович Карпов родился в г. Бийске Алтайского края в
1951 году. Окончил Ленинградский театральный институт и Высшие литературные
курсы. Член Союза писателей, автор нескольких книг прозы ("Федина история",
"Плач по Марии", "Нехитрые праздники" и др.), а также сценария кинофильма
"двое на голой земле".
Прежде чем раскрыть суть этой исторической фразы, мы должны проснуться
ранним утром памятного августовского дня 91-го года.
- Ну, теперь они Ельцину хвост прижмут!.. - с мощным хлопком в ладоши
разбудил меня мой громогласный отец.
Он завороженно прихохатывал перед телевизором, держа под мышкой,
словно шпагу, мухобойку. И пока я всматривался в экран, где спаянными
окислившимися клеммами сидели рядком члены ГКЧП, отец уже митинговал во
дворе, причем так, будто перед ним была прорва народу.
- Хвост они теперь ему!.. - вдалбливал он на самом деле одиноко
жавшейся к метле дворнице, потрясая мухобойкой, как флагом.
Приехал к нам мой вечный странник-отец с неделю назад, чтобы, как он
выразился, "верно воспитать внуков". День-два изо всех сил старался быть
степенным, умудренным восьмидесятилетним жизненным опытом дедушкой.
Смиренно и ностальгически он раз двадцать восемь кряду рассказал детям об
их героическом прадеде, то бишь моем деде и своем отце. В прошлом сельский
кузнец, дед вернулся с Первой мировой подъесаулом, грудь в крестах. Левая
рука героя после ранения висела плетью, но сердце было озарено идеей
социальной справедливости. В гражданскую он возглавил партизанский полк,
гнал "банды" барона Унгерна к монгольской границе. В тридцать четвертом был
обвинен в левом эсерстве, но выкуплен односельчанами у начальника
семипалатинской тюрьмы за два воза с провиантом. Доблестное прошлое пахло
керосином, поэтому дед - для детей прадед - умотал в Краснодарский край,
где тихо проработал до старости в тире Майкопского городского сада. "Я
о-очень умный человек, - скромно подводил черту рассказчик, - но у меня
вполовину отцова ума нет!"
Внучатам было шестнадцать и пятнадцать лет, а наблюдали они своего
педагогически настроенного дедушку за эти годы третий раз. В умилительной
заботе он, благонравный старичок, собственноручно напек оладушек в дорогу,
когда внучечка с мамой отбывали в деревню, настоятельно велел кланяться
сватам, которых он хоть и не видал, но ценит. Внучек было навострился под
предлогом спортивных занятий уносить свои уши, завидев "педагога", но...
все наше личное существование как бы смяла лавина.
Отец часов с пяти начинал бегать по квартире с мухобойкой, изничтожая,
казалось, саму возможность существования какой-либо пришлой живности.
Словно освежающий душ, он "принимал" утренние блоки радио- и теленовостей,
жизнерадостно будил нас политинформацией и с рабочей сменой выходил в
народ, в массы, сотрясая заплесневелый ход жизни нашего подмосковного
городка, называвшейся в прошлом "затишье".
Дзынь, дзынь!.. - раздался звонок.
На пороге стояла невысокая, ладненькая старушка.
- Александра Степановича, - втянула она голову в плечи.
Я пытался сообразить, в какие дали мог переместиться Александр
Степанович, только что манифестировавший у подъезда.
- У меня такие дела, что если бы не ваш папа, - затрепетала,
окончательно втянув голову, старушка, - я бы уже повесилась!..
Завиделся и поднимающийся по лестнице "спаситель": ждать лифт ему не
хватало терпения.
- Я не могу так жить, чтобы не голосовать! - загудел он в согласии с
историческ
