Козаев Азамат - Глава Из Вовсе Неисторического Романа 'одиссей'
Азамат Козаев
ГЛАВА ИЗ ВОВСЕ НЕ ИСТОРИЧЕСКОГО РОМАНА
ОДИССЕЙ
...Рыжий, бородатый человек, кутаясь в обрывок одеяла, упал на пороге
хижины, и пастух испуганно оглянулся. Лучина почти не доставала пришельца
слабеньким светом, человек лежал на входе черным пятном, и только рука
выпроставшаяся из-под одеяла, упорно цеплялась за порог. Эвмей тяжело
сглотнул, помедлил изумленный, бросил скудную свою трапезу и, приподняв
человека, втащил в хижину.
- Гость в дом - божий подарок, а что гость нищ, так хозяину под стать.
- бормотал свинопас. Из-под натянутого на голову одеяла из темноты тени,
сверкал внимательный усталый глаз.
- Ты ешь, ешь. От слабости на ногах не стоишь. - Эвмей пододвинул
нищему сыр на хлебе, зелень, чашу с водой.
Гость, придерживая одной рукой одеяло, поблагодарил кивком головы,
второй рукой потянулся за едой. И что-то смутно знакомым показалось
свинопасу в этой сильной руке. Старик долго вглядывался, как нищий ест
одной рукой, кутаясь в тень покрывала другой, и все нервно покусывал губу.
Нет, не бывают оборванцы бездомные такими, не бывают.
- Нищий, сбрось покрывало. - Эвмей говорит спокойно, без суеты. -Ты не
нищий. У тебя руки воина.
- Самое времечко воину стать нищим. - хриплый, смутно знакомый голос
пробубнил из-под одеяла. -Молодость прошла, меч сломан, доспех иссечен,
только жизнь никчемная и осталась.
Эвмей промолчал, пытливо оглядывая гостя и не спуская с него глаз.
Ждал. Нищий перестал есть, сверкнул из-под покрывала синим глазом.
- Изволь. Я не могу отказать хозяину. - отставил в сторону хлеб и двумя
руками сдернул с головы рубище.
Эвмей не узнал один синий глаз, два - узнал мгновенно. Холодные,
усталые Одиссеевы глаза смотрели прямо в душу старому свинопасу и полнили
затрепетавшую неожиданной радостью, слезы обретения ожгли стариковские
подслеповатые глаза. Верный слуга, презрев условности, бросился обнимать
хозяина, огромные Одиссеевы ручищи сгребли старика в охапку и крепко
прижали к царской груди.
Эвмей почувствовал мокрое на плече. То Одиссей плакал в бороду и усы и
не стеснялся слез. Свинопас взял голову своего хозяина двумя руками,
повернул против лучины и долго всматривался в его лицо. Сын Лаэртов уходил
на войну молодым мужчиной, вернулся зрелым мужем, в бороде, усах и волосах
пробивались серебряные нити, вокруг глаз разбежались морщинки. Старик
крепко прижал голову царя к своей груди и Одиссей весь затрясся. Лаэртид
пережил долгие годы войны без слез, будь то слезы радости или печали, он
пережил годы скитаний, презрев слезы отчаяния и глупых надежд, но слезы
мужской радости оказались сильнее...
- Сынок твой вырос. Почти как ты стал.
Одиссей угрюмо кивал, запивая сыр водой.
Сынок. Сын. Надежда и опора. Не знавший отцовой ласки и крепкой любящей
руки на попке малыш, упрямый виноградный куст, выросший на камнях. И его
отец, нищий, при всем этом царстве и всех бесчисленных победах, увенчавший
собственное чело трижды заслуженным лавром, но так и не знавший в
молодости теплой ребячьей попки под руками, не носивший маленького воина
на плечах, в еще огненно-рыжие кудри не впутывались ручонки, а шею не
обнимали мягкие ножки. Кому сказать за это спасибо? Он знает кому, но лень
даже лишний раз плюнуть в небо.
Одиссей лег на подстилку Эвмея и так и сомкнул глаз. Сын, сынок...
Женихи, женихи...
Утром Эвмей, силящийся сокрыть огни радости в глазах, провел Одиссея в
дом. Нищим возвратившийся владыка пристроился возле очага, а
многочисленные нахлебники, гогоча, обли
