Козловский Евгений - Шанель
Евгений Козловский
Шанель
1 Я -- фотограф. Техник-смотретель, как иногда, по аналогии с жэковской
должностью, называю себя. Мне несколько засорок. Лет двадцать назад я был
человеком довольно эмоциональным, легковозбудимым: радовался, мучился,
влюблялся, переживал, совершал, повинуясь первому толчку души, необдуманные,
яркие поступки. С годами жизнь вошлав колею, новые варианты всякий раз
оказывались едвавидоизмененными старыми я -- успокоился. И вдруг посреди этого
покоя наменя обрушилась буквально лавинарезких, почти неправдоподобных в своем
стечении, сцеплении обстоятельств, и я, сам от себя такого не ожидавший,
сновастал мучиться, переживать, сопереживать, покане выбрал до дналимит
эмоций, отпущенных мне наэту жизнь, лимит, о котором я думал, что он выбран
давным-давно. Нынешнее мое спокойствие кажется мне уже последним. Нет-нет, все
может случиться, я не зарекаюсь, я хорошо помню, что сказал известный принц
другу своему Горацио о чудесах и мудрецах, -- но не зарекаюсь, знаете, такю
те-о-ре-ти-чес-ки.
Впрочем, речь пойдет не обо мне, не только обо мне. Даже не столько обо
мне, сколько о Даше, с которою я познакомился у Юны Модестовны. Данет,
конечно, и не о Дашею Ну, в общем, ЮнаМодестовнаю ЮнаМодестовна -- даже нафоне
Москвы -- явление в своем роде единственное, уникальное. Онасодержит светский
салон с уклоном в неофициальную живопись. У нее огромная по нашим понятиям:
комнат в пять или в шесть, с антресолями -- квартирав генеральском доме
наСадовом, неподалеку от пионерского клубаЫФакелы1, и все эти комнаты, и все
коридоры, соединяющие их, увешаны, уставлены гравюрами, картинами, коллажами,
скульптурами, художественными актами, предметными композициями,
фотохэппинингами, и я уж не знаю чем там еще. О большинстве авторов этих
экстраваганций короче всего можно сказать словами Саади в вольном переводе
Пушкина, прочие же числятся сторожами, истопниками, дворниками, инженерами по
технике безопасности и время от времени подкармливаются небольшими деньгами,
выручаемыми от продажи Юне своих детищ. Юнаже Модестовнаперепродает
детищаиностранцам: в ее салоне нередко можно застать какого-нибудь атташе или
советника. Покупатели, рассчитывающие по дешевке обзавестись неведомым русским
шедевром, приезжая домой, как правило, обнаруживают, что, если шедевр не
стыдно повесить в спальне -- хорошо; лучшее же ему место напомойке, и Юне
крупно везет, что при постоянно натянутых отношениях с Западом сотрудники
посольств достаточно часто меняются, преемникам же своим, не желая быть
надутыми в одиночку, информацию о Юне дают самую положительную.
Без Юны не обходится ни один мало-мальски широкий посольский прием, ни
один просмотр фильма, ни один концерт или закрытый вернисаж, и (онаживет одна)
всякий раз ее сопровождает новый клиент-художник, ато и кто-нибудь из
литераторов-полудиссидентов, которых онатоже привечает. По возвращении домой
Юнаобычно затаскивает провожатого к себе -- рассказать наночь сказку. Дважды
сопровождал Юну и я: во французское посольство наконцерт старинной музыки
(прескучнейшее, доложу, развлечение -- разве дармовой аляфуршет в антракте
несколько скрасил предприятие) и в американское -- нановую ленту Копполы.
Естественно, никто из посещающих Юну не сомневается, что онаработает
наКонтору -- иначе салон не продержался бы и недели, -- но отвращает это
слишком немногих. Ну и прекрасно, думаем мы про себя. Ну и превосходно! Ну и
пускай себе работает. Главное: иметь сей фактор в виду, двапишем
