Кольцов А - Черный Свет
А.Кольцов
Черный свет
В академию Евита шла парком, по набережной Москвы-реки. Теплый
августовский вечер клонился к концу, в воздухе носились запахи меда,
нагретой хвои и стаи голубей, позолоченных солнцем.
Встречные мужчины задерживали на ней взгляды, иногда оборачивались.
Евита давно уже привыкла к этому "вниманию", так было, насколько она
помнит, и сто и двести лет назад, а может, и больше. Наверное, так будет
всегда. "Вот в этом отношении человек вряд ли изменится, - думала она, -
хотя нравственно люди преобразились неузнаваемо".
Когда она подошла к академии, в небе появились первые звезды. Евита
увидела, как поворачивался купол главного демонстрационного зала, и
поспешила к лифту. Ровно в 21:00 она заняла свое место у смотрового окна.
Там, за толстым стеклом, посреди большого круглого зала с невидимыми
стенами, находился "Сын звезд", как называли теперь ее Данта. Горькая
улыбка чуть тронула ее губы. Ее Данта! Он давно уже принадлежал не ей, а
науке. Его называли еще "первым человеком": он весь был в прошлом, таком
немыслимо далеком, что его трудно было представить даже им, людям с
неумирающей памятью.
"Память! Стоило ли это открытие..." - девушка прищурила глаза и
встряхнула головой, чтобы прогнать мысль, недостойную людей их эпохи. С
некоторых пор где-то в глубине ее сознания стало зарождаться сомнение в
разумности величайшего открытия - наследственной памяти. Она понимала:
нелегок был путь к этому открытию. Свыше ста лет ученые стучались в двери
тайны наследственности, стараясь узнать, почему десятки признаков отца и
матери передаются детям, внукам и правнукам. Когда эта тайна была
раскрыта, встал другой вопрос: почему каждый рождающийся человек
представляет собой "чистый лист бумаги", должен снова учиться всему, чему
учились родители? После долгих усилий в аккумуляторных клетках коры
головного мозга были обнаружены инертные очаги наследственной памяти: их
научились возбуждать, действуя на них излучением с частотой клеток
родителей - разной частотой для различного возраста. Память человека с тех
пор не умирала.
В это время купол раскрылся, и зал озарился мягким фиолетовым
полусветом, шедшим, казалось, от звезд. Опутанное проводами вращающееся
кресло, стоявшее посреди зала, было пустым. Обстановка была прежней, но
цвета новыми: невесомая белая ротонда причудливой формы была окружена
желтолиственными растениями; на зеленый прибрежный песок набегали
оранжевые волны моря. Художники-фантасты изощрялись в выдумке, пытаясь
угадать облик никогда никем не виденного другого мира.
Свет стал ярче, а звезды бледнее. Вошел Дант. Двадцатичетырехлетний
юноша шел походкой старца, медленно передвигая ноги, его невидящие глаза
неподвижно смотрели в одну точку. Он подошел к креслу и, прежде чем тяжело
опуститься в него, долго молча смотрел на плескавшиеся у его ног янтарные
волны. Потом он сел. И сразу же у кресла вырос доктор Владислав Горн. Он
быстро надел на голову Данта шлем с системой датчиков и неслышно удалился.
Свет снова померк.
Привычным движением обеих рук Евита поправила рассыпавшиеся по плечам
волосы, надела на голову цереброн и укрепила контакты. Она знала, что то
же самое сделали сейчас десятки ученых, сидящих в демонстрационном зале.
Они, так же как и Евита, с помощью этих церебронов "слушали" и "видели"
мысли и воспоминания Данта.
В зале стало тихо. Дант остался наедине со звездами и своими мыслями.
Он неподвижно полулежал в кресле и смотрел на небо. Его взгляд
останавливался обыч
