Кондратович Алексей Кондратович - Нас Волокло Время
Кондратович Алексей Кондратович
Нас волокло время...
* * *
Нет, нельзя через год приезжать в одно и то же место. Особенно в моем
возрасте, когда раскручивается седьмой десяток лет.
Детство я провел возле железнодорожной станции Крюково. Это под Москвой,
теперь там Зеленоград, но под твердым асфальтовым полотном я до сих пор без
труда вижу: здесь был пенышек, даже помню, какой пенышек, с одной стороны уже
обглоданный коричневато-зеленой плесенью, и возле него еще была крохотная
полянка - бабьим платком можно накрыть, и всегда здесь попадалась самая
крупная земляника. А вот там, где торчит миллион раз виденная с самых разных
мест девятиэтажная коробка, был густой орешник, в августе орехи начинали
поспевать, и мы соревновались друг перед другом, кто больше отыщет
трехорешников (так мы называли тесную семейку еще белых, не пожелтевших орехов
в одной, опушенной шершавыми зелеными листиками грозди), гораздо реже
встречались четырехорешники, а однажды, только один раз в жизни, мне попался
чудо-пятиорешник, и это было немыслимое счастье.
Была у нас, железнодорожных мальчишек, игра, она никак не называлась,
просто кому-нибудь приходило в голову: "Айда кататься с откоса", - и мы бежали
к ближайшему высокому откосу возле железнодорожного полотна. Надо было лечь на
край откоса вдоль него и... вот на это надо решиться. Пошел!.. Вытянувшимся
вдоль откоса туловищем, вертя боками, покатился вниз и все быстрее, страшнее,
и уже руками хватаешься за траву, чтобы хоть как-то притормозить, но слабая
трава разве удержит... миг, когда ты чувствуешь, что ничто тебя не остановит,
пугающий миг... Тебя крутит уже страшно, неостановимо, стремительно, пока
грубым толчком не торкнешься в затравяневшую, иногда и мокрую канаву. Все!..
Взбираться на откос и начинать, что ли, сначала?..
Там, в детстве, на откосе это можно было: взобраться вверх - и сначала.
Сейчас я уже хватаюсь за траву. Я не боюсь смерти, по крайней мере, так мне
это сейчас кажется. Как это у Твардовского? "Пожили, водочки попили, будет уже
за глаза..." Вроде бы хватит, обижаться не на что, да и не на кого. Всего
было: не только плохого, хорошего, может, больше. Кто знает, не закрутило ли
еще до настоящего страха? Но пока я смерти не боюсь. Говорю это без
какого-либо кокетства. И если она уже летит на меня, на всех нас.
...Так вот, если она уже летит, то мне себя нисколько не жалко. Но пока не
летит, все больше и больше начинаю ценить время. В общем-то немного его
остается. Не знаю, сколько, но знаю, что немного. А память у меня такая, что,
до безобразия плохо запоминаю все, что связано с цифрами. Стихи не запоминаю,
имена и отчества да и многое другое. Но место, где был, пейзаж, помню долго и
так, словно вчера видел, ходил. Я же перед отъездом сюда, в Пицунду, где
сейчас настукиваю на машинке, подумал еще: помню каждый поворот всех дорожек и
тропинок к морю и в горы, кустики, деревья, четырехугольные плашки бетонных
камней, которыми выложен двор Дома творчества, - и их помню со многими
щербинами и трещинами, и вид с балкона, просторный, далекий, с прозрачной
синькой долины, схваченной с востока зеленой подковой бурых, красноватых гор,
и этот вид стоит передо мной таким, будто я только что был на этом балконе с
белыми пластмассовыми стульями и таким же белым, но железным столом.
Но ведь год прошел. Год! 365 дней!
А много ли их осталось - не лет, что там лет - дней?
Все мы смертны, и у каждого на роду написано...
Не верю в Бога, но на роду, пожалуй, у в
