Кони А Ф - Иван Александрович Гончаров
А. Ф. Кони
ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ ГОНЧАРОВ
Сто лет назад, в годину грома и молний Отечественной войны, у нас
родились два человека, которым суждено было сыграть выдающуюся роль в
родной словесности. Оба горячо и каждый по-своему любили Россию. Один,
твердый во взглядах на её призвание и нужды и стойкий в проведении в жизнь
своих убеждений, сыпал, как кремень, при каждом прикосновении с
действительностью искры ума, таланта, любви, негодования... Это был Герцен.
А другой был тот, в чью память мы собрались здесь сегодня и кого хотим
помянуть. Замечательно, что в тот же год в Англии родился Диккенс, столь
любимый современными ему поколениями русских читателей и во многом сходный
с Гончаровым в приемах и объеме своего творчества. Только что говоривший на
этой кафедре академик Овсянико-Куликовский уже сказал нам о художнике
великой силы, о бытописателе, умевшем в ярком образе отметить такое
присущее нашей жизни явление, как обломовщина. Но рядом и в неразрывной
связи с творчеством писателя стоит его личность. На ней хочу я
преимущественно остановиться, хотя бы и в кратком очерке. На это дает мне
право давнее знакомство с Гончаровым, которого я видел и слышал в первый
раз еще вскоре по возвращении его из кругосветного плавания. В начале
семидесятых годов я снова встретился с ним и, сойдясь довольно близко,
пользовался его неизменным дружеским расположением в течение последних
пятнадцати лет его жизни. В моем жилище хранится толстая пачка его писем,
полных живого и глубокого интереса, а со стен на меня смотрят Вера с Марком
Волоховым и Марфинька в оригинальных рисунках Трутовского с посвящением их
автору "Обрыва", завещанные мне последним. С мыслью о Гончарове связывается
у меня благородное воспоминание о впечатлениях юных лет в незабвенные для
русской литературы времена, когда в конце пятидесятых годов, как из рога
изобилия, сыпались чудные художественные произведения, когда появились
"Дворянское гнездо" и "Накануне", "Тысяча душ" и "Обломов", "Горькая
судьбина" и "Гроза".
Не могу, однако, не коснуться свойств, условий и содержания его
творчества. Обращаясь к свойству последнего, необходимо отметить его
крайний субъективизм, т. е. тот личный характер, которым оно всецело
проникнуто. Произведения Гончарова прежде всего - изображение и отражение
его житейских переживаний. Он сам сказал: "Что не выросло и не созрело во
мне самом, чем я сам не жил, то недоступно моему перу; я писал свою жизнь и
то, что к ней прирастало". Поэтому его личность тесно связана с его
творчеством, и на последнем постепенно отражается все, что трогало его
душу, как теплое воспоминание, как яркая действительность или как
захватывающая его мысль и внимание картина. Говоря однажды о Толстом, он
писал Валуеву, что Толстой набрасывает на жизнь широкую сеть и в нее
захватывает разнообразные явления и множество лиц. Но то же самое можно
сказать и о нем самом. Зорко приглядываясь и чутко прислушиваясь к образам
и звукам "прираставшей" к нему жизни, он переживал их в душе, и потому в
его произведениях чувствуется не меньше "сердца горестных замет", чем "ума
холодных наблюдений"; потому в них под прозрачной тканью вымысла видятся,
как и у Толстого, частые автобиографические подробности. Вообще, если
искать сравнения между крупными русскими писателями, то Гончаров ближе
других подходит к Толстому, и у него, как у Толстого, почти отсутствует
юмор. Изображая жизнь, он, конечно, не мог не отмечать вызывающих улыбку
или смех людей, встречавш
