Короленко Владимир Галактионович - Мороз
Владимир Галактионович Короленко
Мороз
I
Мы ехали берегом Лены на юг, а зима догоняла нас с севера. Однако могло
показаться, что она идет нам навстречу, спускаясь сверху, по течению реки.
В сентябре под Якутском было еще довольно тепло, на реке еще не было
видно ни льдинки. На одной из близких станций мы даже соблазнились чудесною
лунною ночью и, чтобы не ночевать в душной юрте станочника, только что
смазанной снаружи (на зиму) еще теплым навозом, - легли на берегу, устроив
себе постели в лодках и укрывшись оленьими шкурами. Ночью мне показалось,
однако, что кто-то жжет мне пламенем правую щеку. Я проснулся и увидел, что
лунная ночь еще более побелела. Кругом стоял иней, иней покрыл мою подушку,
и это его прикосновение казалось мне таким горячим. Моему товарищу, спавшему
в одной лодке со мною, - снилось, вероятно, то же самое. Луна светила ему
прямо в лицо, и я видел ужасные гримасы, появлявшиеся на нем то и дело. Сон
его был крепок и, вероятно, очень мучителен. В это время в соседней лодке
встал другой мой спутник, приподняв дохи и шкуры, которыми он был покрыт.
Все было бело и пушисто от изморози, и весь он казался белым привидением,
внезапно возникшим из холодного блеска инея и лунного света.
- Брр... - сказал он. - Мороз, братцы...
Лодка под ним колыхнулась, и от ее движения на воде послышался звон,
как бы от разбиваемого стекла. Это в местах, защищенных от быстрого течения,
становились первые "забереги", еще тонкие, сохранившие следы длинных
кристаллических игол, ломавшихся и звеневших, как тонкий хрусталь... Река
как будто отяжелела, почувствовав первый удар мороза, а скалы вдоль горных
берегов ее, наоборот, стали легче, воздушнее. Покрытые инеем, они уходили в
неясную, озаренную даль, искрящиеся, почти призрачные...
Это был первый привет мороза в начале длинного пути... Привет веселый,
задорный, почти шутливый.
По мере того как мы медленно и с задержками подвигались далее к югу, -
зима все крепла. Целые затоны стояли уже, покрытые пленкой темного
девственно-чистого льда, и камень, брошенный с берега, долго катился,
скользя по гладкой поверхности и вызывая странный, все повышавшийся
переливчатый звон, отражаемый эхом горных ущелий. Далее лед, плотно схватив
уже края реки и окрепшие "забереги", противился быстрому течению. Мороз все
продолжал свои завоевания, забереги расширялись, и каждый шаг в этой борьбе
отмечался чертой изломанных льдинок, показывавших, где еще недавно было
живое течение, отступившее опять на сажень-другую к середине...
Потом кое-где на берегах лежал уже снег, резко оттеняя темную, тяжелую
речную струю. Еще дальше, - мелкие горные речки присоединялись к этой
борьбе. Постепенно прибывая от истоков, они то и дело взламывали свой лед в
устьях и кидали его в Лену, загромождая свободное течение и затрудняя ее
собственную борьбу с морозом... Черты изломов на реке становились все выше;
льдины, выбрасываемые течением на края заберегов, - все толще. Они
образовали уже настоящие валы, и порой нам было видно с берега, как среди
этих валов начиналось тревожное движение. Это река сердито кидала в
сковывавшие ее неподвижные ледяные укрепления свободно еще двигавшимися по
ее стрежню льдинами, пробивала бреши, крошила лед в куски, в иглы, в снег,
но затем опять в бессилии отступала, а через некоторое время оказывалось,
что белая черта излома продвинулась еще дальше, полоса льда стала шире,
русло сузилось...
Чем дальше, тем эта борьба становилась упорнее и грандиознее. Река
шв
