Кощеев Л - О Черновиках
Л. Кощеев
О черновиках
Сравнение жизни с текстом очень греет самолюбие людей пишущих, и их легко
понять - точно также когда-то доярки назвали скопление звезд на небе
Млечным Путем, а их мужья-пастухи населили Священное Писание бесчисленными
"агнцами" и "козлищами". Всякая аналогия обманчива, потому что точна лишь
отчасти. Однако аналогия потока поступков (жизни) и потока слов (текста)
оказывается неожиданно сильной, когда мы говорим даже не о самих этих
предметах, а об отношении людей к ним.
К примеру, большинство взрослого населения не в ладах с письменностью. Перо
явно не просится к бумаге. Для таких людей сущая мука сочинить даже
новогоднюю открытку или заявление о приеме на работу. Краткость их письма
вынужденна, и она естественно перетекает в жизнь: некая девушка с грехом
пополам пишет выпускное сочинение, через какое-то время устраивается в
магазин за углом, выходит замуж за парня из соседнего двора и постепенно
рожает ему троих детей, после чего несказанно успокаивается и замолкает. Она
никогда не поменяет работу и не заведет любовника - по той же причине, по
которой она не пишет подружке в Пермь. Ей, возможно, и хочется, но чистые
листы пугают её.
Разумеется, чужая разговорчивость её раздражает. Она не может спокойно
видеть, как те слова, которые ей даются с таким трудом, кто-то исторгает в
изобилии, не оставляя ни одного альбома без записи, без сожаления отбрасывая
уже готовый текст и переписывая его наново. Одноклассницы нашей героини так
и порхают по жизни, та самая подруга уехала в Пермь после пространной
переписки с тамошним жителем. Она угрюмо клеймит их поведение как глупое,
недостойное и попросту распутное, и с тревогой смотрит на подрастающую дочь,
которая ведет личный дневник.
Впрочем, эта девочка, всерьез собирающаяся выйти замуж за парня, ставшего
три года назад её первою любовью, прилежна лаконизму совсем другого рода,
когда пятое слово не нужно по той простой причине, что всё уже сказано
первыми четырьмя, вместившими в себя всю глубину смысла. Это лаконизм
Джульетты и японских поэтов, лаконизм по-настоящему счастливых людей, всегда
успевающих сказать, что они хотели, потому что они обладают даром
изъясняться короткими ёмкими фразами типа "Hе жаворонок то был, а соловей",
"Hе все то золото, что плохо лежит" или "Электрон столь же неисчерпаем, как
и атом". (Легко заметить весьма существенное отличие этого лаконизма от
описанного выше лаконизма вынужденного, хотя пленники того склонны её
маскировать. Когда у них кончается словарный запас, они гордо дают понять,
что уже всё сказали, и замолкают с довольным видом)
Впрочем, многие ворчат, что в мире поэтических строф, лозунгов и афоризмов
им душно и тесно. Слишком там у них всё просто и ясно, качают головами они.
И продолжают громоздить друг на друга определения, деепричастия и сказуемые
с глаголами. Hеизбывное ощущение невысказанности и недосказанности
заставляет их увязать в деталях, примечаниях и ссылках, дописывать свой
нескончаемый текст до середины, бросать и начинать снова, или без конца
повторять одну и ту же мысль в разных жанрах и с незначительными вариациями.
Это люди трех работ и детей от двух жён, любовницы и проводницы из поезда
"Акмола - Приобье".
Приверженцы лаконизма - как невольные, так и счастливые - смотрят на это
многословье соответственно с гневом или свысока. Они трактуют его не как
проявление душевной глубины и стремления к точности (на чём настаивают
"говоруны"), а как следствие неумения писать (
