Краминов Даниил - Дорога Через Ночь
Даниил Федорович КРАМИНОВ
ДОРОГА ЧЕРЕЗ НОЧЬ
В основу повести «Дорога через ночь» положены действительные
события, разыгравшиеся в последние два года второй мировой войны в
Арденнах, где сходятся границы Бельгии, Франции, Люксембурга,
Германии и Голландии. С помощью бельгийских патриотов советские люди,
бежавшие из германских концлагерей, создали партизанскую группу,
которая выросла в бригаду и приняла активное участие в вооруженной
борьбе против немецко-фашистских захватчиков. Д. Краминов, будучи
советским военным корреспондентом на Западноевропейском фронте,
встречался в Арденнах, а затем в казармах бригады в Леопольдбурге с
участниками этой борьбы. Они рассказали ему многое из того, что здесь
описано. Хотя прообразами героев повести были определенные люди, они
все же далеки от портретного сходства. И в описании событий автор не
стремился к полной достоверности, стараясь, однако, не отрываться от
основных исторических фактов.
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В горячий августовский полдень в маленький ресторан на Третьем авеню
в Нью-Йорке вошел полный пожилой человек. Он продвинулся на средину зала и
остановился в самом проходе. Толстяк мешал официантам, и те толкали его,
сердито покрикивая:
— Сори! — Извиняюсь!
Вошедший поворачивался к ним, подбирал руками, будто уминал, большой
живот и извинялся с торжественной изысканностью и акцентом:
— Ай бег ёр пардон! — Прошу прощения!
С прохода, однако, не уходил. Неторопливо оглядываясь, он выискивал
место. Его остро-синие глаза скользили по залу, как бы ощупывая столики,
задерживались на мгновение и перебегали дальше. Зацепившись за простенок
между окнами, остановились в удивлении. Ресторан назывался немецким;
видимо, поэтому хозяин — австрийский еврей — разукрасил стены, как делают
в Германии, нравоучительными надписями. Эти-то надписи, начертанные остро
изогнутыми готическими буквами, приковали к себе внимание вошедшего. Пока
он читал их одну за другой, шевеля губами, я рассматривал его самого.
Сначала я принял толстяка за провинциала-американца немецкого
происхождения. Узрев на стене знакомые изречения, тот увлеченно
перечитывал их. И не просто перечитывал, а наслаждался ими: восхищенно
качал большой седой головой, оттопыривал, будто смакуя, губы, улыбался.
Достав пестрый платок, вытер лоб, усеянный капельками пота, еще раз
пробежал надписи и вдруг рассмеялся.
— Глубокомысленные надписи, — пробормотал он, не обращаясь ни к
кому, — и... удобные, как разменная монета.
Провинциал-немец едва ли мог издеваться над заповедями обывательской
мудрости: никто не смеется над своей верой. Настораживала и его манера
держаться. Всматриваясь, толстяк вскидывал голову и вытягивал шею. Он
точно впитывал виденное и, пока происходил этот процесс, не позволял
ничему иному отвлекать себя. Улыбался и смеялся он тоже необычно: одним
ртом. Раздвигал губы и сверкал парой золотых подковок. Глаза же оставались
колючими, строгими.
Дремлющая память моя вдруг встрепенулась. Мне показалось, что я
встречал этого или очень похожего на него человека. Тот тоже всматривался
с такой же цепкой внимательностью, и у него было такое же удручающее
несоответствие между смеющимся ртом и суровыми глазами. Но где? И когда? Я
поспешно рылся в памяти, разгребая вороха событий, перебирая лица,
встречи. Порою мерещилось, что вот-вот вспомню. Однако след, ведущий к
этому человеку, не успев отчетливо появиться, исчезал, поглощенный туманом
времени.
Вероятно, мне пришлось бы долго бр
