Крашевский Иосиф Игнатий - Гетманские Грехи
Иосиф Игнатий КРАШЕВСКИЙ
ГЕТМАНСКИЕ ГРЕХИ
Был июньский вечер, лучшая пора года, когда не начиналась еще летняя
жара, и уже окончилась весенняя распутица и бури. Вся земля была покрыта
зеленью, потому что рожь еще не начала колоситься, и нескошенные поля
пестрели тысячами разноцветных звездочек и благоухали юностью; так чудесно
было жить, дышать, расти и забывать обо всем, что есть дурного на свете!
Был июньский вечер, тихий, спокойный и мечтательно-задумчивый; солнце
заходило в царственном величии, довольное своими подданными, с ясным
челом; высоко в небе вились ласточки, и весело кружились в воздухе рои
мошек. На Подлесской равнине, среди лесов и полянок, виднелись маленькая
деревенька и хутор. Деревенька эта, отгороженная от всего мира высоким
бором, лепилась к своему хутору, обсаженному вербами и ольхами, окружая
его со всех сторон, и так ей было спокойно и хорошо, как у Христа за
пазухой.
Поместье это было не из видных - хат немного, деревянная церковка на
холме; да и хутор с соломенной крышей, с убогими хозяйственными
пристройками, выглядел неказисто.
Поблизости от деревеньки не было видно проезжей дороги, к усадьбе
вела капризно извивавшаяся и круто заворачивавшая дорожка, которая
пропадала где-то в зарослях. На холме, пониже церкви, раскинулось
деревенское кладбище. Над низенькими хатками возвышалось несколько
журавлей от колодцев, да несколько старых груш и сосен.
В этой картине было что-то печальное и привлекательное в то же время:
привлекательное прелестью деревенской тишины, под сенью которой
угадывалась спокойно, без изменений и потрясений, текущая жизнь.
Ничто не проникало сюда в течение многих веков из веяний вечно
меняющего свои формы мира. Прошли целые столетия с тех пор, как из земли
выросла эта хата и приросла к ней; изъеденные старостью, они снова и снова
обновлялись по старому обычаю и продолжали свое существование.
Внучка была похожа на прабабушек. Подгнившие кресты, сваленные бурей,
делались заново, но по старому образцу; у корней засохшего дерева
разрастались новые молодые побеги; также и люди сменялись одно поколение
другим, но их лица, язык и обычаи оставались прежними.
Усадьба была обращена одной стороной к господскому двору, а другой к
старому саду с липами на переднем плане, грушами в глубине и клумбами
посредине. Здесь ни в чем не было заметно желания позаботиться о красивой
внешности. Сад заканчивался огородом, а во дворе был устроен водопой и
сараи, где стояли возы и лежали груды бревен.
Бедность не позволяла думать о приманках для глаз, о приятности для
людей.
Однако, вдоль всего фасада дома, на грядке, отгороженной старательно
сплетенным плетнем, виднелись заботливо взращенные цветы, почти
заслонявшие низкие окна дома. И только по этим цветам можно было
догадаться о присутствии в доме женского существа, которому нужна была
весна с ее улыбками и благоуханием.
Во дворе стояла необычная для этого времени дня тишина, хотя вечерние
занятия обитателей хутора шли своим порядком. Кони возвращались с водопоя,
женщины несли только что подоенное молоко, работники хлопотали около
сараев; но все это делалось молча, и, казалось, люди знаками напоминали
друг другу о необходимости соблюдения тишины. Только гуси, с которыми не
могла объясниться пастушка, загонявшая их длинным кнутом, кончали громкий
разговор, начатый где-то на лугу. Куры, как всегда в хорошую погоду, давно
уже спали не насесте.
В деревне тоже было малолюдно; и здесь было так же тихо, как на
хуторе.
