Крашевский Иосиф Игнатий - Король Холопов
Иосиф Игнатий КРАШЕВСКИЙ
КОРОЛЬ ХОЛОПОВ
ПРОЛОГ
Вечерние сумерки окутали большую сводчатую залу нижнего этажа
краковского замка. Узкие окна, глубоко вдававшиеся в стену, были по
большей части прикрыты густыми занавесками, пропускавшими очень мало
света. В углу комнаты горел светильник, но его слабое пламя освещало лишь
небольшое пространство. Глубокая тишина царила в обширной комнате и в
коридорах, а на улицах не было почти никакого движения.
В костеле святого Вацлава, находившегося при замке, тихий жалобный
звон колоколов призывал к вечерней молитве.
В одном из углов комнаты стояло широкое ложе, выстланное мехами и
сукном, и на нем из-под тяжелого фона шелковых одеял выделялось бледное
лицо пожилого человека, который, казалось, спал.
По одну сторону постели стоял старик, одетый в черное платье
монашеского покроя, и угрюмо смотрел на лежавшего; по другую сторону
стоявший на коленях молодой, красивый, в цвете лет юноша с благородными
аристократическими чертами лица заботливо склонился над больным, не
спуская с него беспокойных глаз.
На некотором расстоянии какая-то женщина в длинном, сером платье,
плотно облегавшем ее фигуру, с вуалью на голове, молилась, перебирая
исхудавшими пальцами четки, которые она держала в руках.
В ногах лежавшего стоял монах в белой одежде, прикрытой черным
плащом, с руками, сложенными для молитвы, с глазами, поднятыми к небу, и
что-то тихо шептал.
На этой постели лежал умирающий король Владислав, прозванный Локтем,
этот великий муж маленького роста, но сильный духом, который больше
полустолетия боролся за соединения раздробленного наследства после Мешка и
Храброго [Болеслав Храбрый, король польский, сын Мешка I].
Он сам чувствовал, да и другие видели, что приближаются его последние
минуты. Не болезни и не раны истощили его организм и доконали его:
продолжительный труд и бесчисленные заботы отняли у него последние силы.
Он догорал медленно, потому что огонь, поддерживавший его жизнь,
потух до тла. Он умирал мужественно и спокойно, не боролся со смертью, а с
радостью расставался с земной жизнью.
Он не исполнил всех своих намерений, но ему мало осталось работы для
осуществления своей заветной мечты, взлелеянной с детства и созревшей в
борьбе за жизнь... Завершение дела он оставил в наследство своему сыну.
Монах Гелиаш, доминиканец, стоявший у ног умиравшего, уже причастил
его и приготовил к загробной жизни. Владислав в этот день объявил свою
последнюю волю государственным сановникам; он простился с женой,
благословил сына, которому отдал Польшу, и попросил дворян быть опорой
наследника.
Каноник Вацлав, он же и врач, предсказывал близкий конец. Королева
Ядвига с плачем читала молитву за умирающих, но смерть все еще не
наступала... Старый воин мужественно боролся с ней.
Казалось, что король лишь засыпает. Дыхание было переменчивое: то
учащенное, лихорадочное, то слабое, еле заметное. Минутами Локоть
возвращался к жизни: опущенные ресницы внезапно поднимались, глаза
блуждали по комнате, и засохшие губы открывались. Душа этого старого
воина, прикованная к истощенному годами телу, не могла с ним расстаться.
Наступил вечер, и по мнению врача, король должен был в эту ночь
скончаться. Доктор был удивлен и сконфужен, глядя на эту непредвиденно
упорную борьбу жизни со смертью, и смотрел на это, как на чудо.
Локоть начал дремать.
Его бескровное, желтое лицо уже давно покрылось землистым цветом,
являющимся предвестником наступающей смерти; но грудь его еще поднималась,
д
