Кржижановский Сигизмунд Доминикович - Боковая Ветка
Сигизмунд Доминикович Кржижановский
Боковая ветка
Еще одно имя возвращается к нам "из небытия" - Сигизмунд Доминикович
Кржижановский (1887-1950). При жизни ему удалось опубликовать всего восемь
рассказов и одну повесть. Между тем в литературных кругах его времени его
считали писателем европейской величины. Кржижановскому свойственны
философский взгляд на мир, тяготение к фантасмагории, к тому же он
блестящий стилист - его перо находчиво, иронично, изящно.
В книгу вошли произведения, объединенные в основном "московской"
темой. Перед нами Москва 20-40-х годов с ее бытом, нравами, общественной
жизнью.
Рельсовые стыки отстукивали стаккато пути. Фуражка, свесясь козырьком
с настенного крюка, раскачивалась из стороны в сторону, точно пробуя
вытряхнуть из суконных висков мигрень. Квантин, отстегнув портфель, вынул
газету. Но в чуть тлеющих под потолком угольных нитях было ровно столько
света, чтобы мешать спать. Жухлые петиты листа неохотно осмыслялись в
слова. Квантин сложил газету и придвинулся лицом к стеклу: сутулые контуры
сосен, закрываясь черными распялами ветвей от света, падали в ночь. Было
как-то зябко: не то тянуло от окна, не то лихорадило. Квантин попробовал
было голову поверх портфеля и ноги под пальто. Но короткая и скользкая
ткань свесыо рукавов - вниз, и под плечом вздрагивала жесткая доска. Лучше
встать и дободрствовать. Недалеко уже. Паровоз сиплым и слабогрудным звуком
взвыл и оборвал. "Как заблудившийся",- подумал Квантин и приподнялся на
локте. Козырек на крюке по-прежнему, но чуть медленнее и раздумчивее,
раскачивался с таким видом, как если б под ним были запрятаны глаза. "Если
представить себе страну или мир, в котором под тульи шляп, под кожаные
подкладки их, иногда,- ну, пусть редко-редко - забредали бы так, по
соседству, окраинные причерепные мысли, какие-нибудь пустячные мыслишки,
отлучки которых из головы в шляпу совершенно незаметны для мышления, то...-
мягкий толчок, точно не буферами о буфера, а подушечьим пухом о пух, вдруг
остановил поезд,- то (должно быть, семафор)... нет, лучше не вдоль то, а по
боковой. Если предположить, что самый наш мозг поверх другого мозга, как
шляпа поверх головы, что тот в настоящую думающий, подкорковый,
раскланивается моим мышлением, приветственно приподымает его при встрече
с..." Но вперерез мысли точно тень опустившегося семафора и о слух ватным
прикосновением:
- Прошу предъявить ваши сновидения.
Квантин приподнял голову. Под кондукторским кантом рыжая борода,
сквозь бороду улыбка:
- Будьте любезны, приготовьте ваши сны-с.
Квантин, не понимая,- следуя ритму, не смыслу,- вынул из кармана
билет:
- Это?
Щипчики, остро вщелкнувшись в картон, снова в ладонь; снизу голубой
круг фонаря - и сквозь выщелкнутые дырочки, как сквозь крохотные оконца,
реющие спутанные нити лучей - пестрые точки, линии и контуры; Квантин,
сощурясь, пробует вглядеться, но и оконца уже прыгнули в ладонь, голубой
фонарь отвернулся и сквозь бороду, вперемежку с улыбкой:
- Торопитесь. Легко прободрствовать. Пересадка.
Квантин хочет спросить - куда и при чем тут сны. Но спина кондуктора
уже выскользнула из двери, и вдоль вагонов где-то из-за десяти стенок
слышится его веселое: "Попрошу предъявить ваши сновидения".
Делать нечего. Квантин поднялся и - к выходу. Ноги его как-то ватно
легки и пусты, портфель под локтем мягок и упруг, как взбитая к ночи
подушка. Ступеньки сводят шаги вниз. Под подошвами теплая земля. В стороне
от остановившихся колес - новый состав.
