Кржижановский Сигизмунд Доминикович - Воспоминания О Будущем
Сигизмунд Доминикович Кржижановский
Воспоминания о будущем.
Повесть
I
Любимой сказкой четырехлетнего Макси была сказка про Тика и Така.
Оседлав отцовское колено, ладонями в ворс пропахнувшего табаком пиджака,
малыш командовал:
- Про Така.
Колено качалось в такт маятнику, такающему со стены, и отец начинал:
- Сказку эту рассказывают так: жили-были часы (в часах пружина), а у
часов два сына - Тик и Так. Чтобы научить Тика с Таком ходить, часы, хоть и
кряхтя, дали себя заводить. И черная стрелка - за особую плату - гуляла с
Тик-Таком по циферблату. Но выросли Тик и Так: все им не то, все им не так.
Ушли с цифр и с блата - назад не идут. А часы ищут стрелами, кряхтят и
зовут: "Тик-Так, Так-Тик, ,Так!" Так рассказано или не так?
И маленький Макс, нырнув головой под полу пиджака, щурился сквозь
суконные веки петлицы и неизменно отвечал:
- Не так.
Теплый отцовский жилет дергался от смеха, шурша об уши, сквозь прорезь
петлицы видна была рука, вытряхивающая трубку:
- Ну а как же? Я слушаю вас, господин Макс Штерер.
В конце концов, Макс Штерер ответил: но лишь тридцать лет спустя.
Первая попытка вышагнуть из слов в дело относится к шестому году жизни
Макса.
Дом, в котором жила семья Штереров, примыкал к горчичным плантам,
уходящим зелеными квадратами к далекому изгибу Волги. Однажды - это было
июльским вечером - мальчуган не явился к ужину. Слуга обошел вкруг дома,
выкрикивая по имени запропастившегося. Прибор Макса за все время ужина
оставался незанятым. Вечер перешел в ночь. Отец вместе со слугой
отправились на розыски. Всю ночь в доме горел свет. Только к утру беглец
был отыскан: у .речной переправы, в десяти верстах от дома. У него был вид
заправского путешественника: за спиной кошель, в руках палка, в кармане
краюха хлеба и четыре пятака. На гневные окрики отца, требовавшего
чистосердечного признания, беглец спокойно отвечал:
- Это не я, а Так и Тик бежали. А я ходил их искать.
Штерер-отец, дав и себе и сыну отъесться и отоспаться, решил круто
изменить свою воспитательную методу. Призвав к себе маленького Макса, он
заявил, что сказки дурь и небыль, что Так и Тик попросту стук одной
железной планки о другую и что стук никуда бегать не может. Видя недоумение
в голубых широко раскрытых глазах мальчугана, он открыл стеклянную дверцу
стенных часов, снял стрелки, затем циферблат и, водя пальцем по зубчатым
контурам механизма, объяснил: гири, оттого что они тяжелые, тянут зубья,
зубья за зубцы, а зубцы за зубчики - и все это для того, чтобы мерить
время.
Слово "время" понравилось Максу. И когда - два-три месяца спустя - его
засадили за букварь, в, е, м, р, я были первыми знаками, из которых он
попробовал построить, водя пером по косым линейкам, слово.
Узнав дорогу к шевелящимся колесикам, мальчик решил повторить опыт,
проделанный отцом. Однажды, выждав, когда в доме никого не было, он
приставил к стене табурет, взобрался на него и открыл часовую дверцу. У
самых глаз его мерно раскачивался желтый диск маятника; цепь, натянутая
гирею, уходила вверх в темноту и шуршание зубцов. Затем с часами стало
происходить странное: когда садились обедать, Штерер-старший, глянув на
циферблат, увидел: две минуты третьего. "Поздновато",- пробурчал он и
поспешно взялся за ложку. На новый взгляд, в промежутке между первым и
вторым, часы ответили: две минуты пятого. "Что за цум тайфель?44 Неужели мы
ели суп два часа?" Штерер-младший молчал, не подымая глаз; когда вставали
из-за стола, стрелки достигли пяти минут
