Кротов Виктор - Сны Про
Виктор КРОТОВ
Сны про...
...МИРОВОЕ РОДСТВО
Посреди большого портового города, на площади, которая была совершенно
пуста, видимо, по причине раннего утра, мне навстречу быстро шагал совершенно
незнакомый человек. На нем были странные развевающиеся одежды, вполне
соответствующие старинным домам, окружавшим площадь, высокой ратуше с
колоколами и фигурным флюгером.
- Добрый день, добрый день! - заговорил он, приближаясь, и протянул мне
руку. Обмениваясь с ним рукопожатием, я почувствовал прикосновение
шероховатого металла, слегка скребнувшего по коже ладони. Действительно,
незнакомец держал в руке небольшую пластинку. Теперь он всматривался в нее, и
я заметил, что по маленькому экранчику на пластинке бежит текст. Лицо
незнакомца выражало неподдельный интерес и к тексту на пластинке, и ко мне.
Свободная рука его легла мне на плечо, и, кончив читать, он притянул меня к
себе и крепко обнял.
- Ужасно рад тебя видеть, дядюшка, - произнес он с жаром, и доброе,
полноватое лицо его просияло. Он был, без сомнения, гораздо старше меня, и
обращение его окончательно повергло меня в недоумение. Заметив это, мой
новоявленный племянник покачал головой:
- Вот что значит ходить без генетайзера: своих не признаешь. А у нас ведь
общие дед с бабкой! У меня в тридцать шестом поколении, а у тебя в тридцать
пятом. Так что ты мне дальний, но дядюшка. Ну, идем, идем, пора уже
завтракать. Да и с остальной родней познакомиться надо, а это работа
нешуточная.
Он повел меня по оживающим с каждой минутой улицам. И каждый, кого мы
встречали, протягивал мне руку, и я ощущал знакомое уже шероховатое
прикосновение, и с каждым рукопожатием у меня становилось на одного
родственника больше.
...ЭНЦИКЛОПЕДИЮ ЧУВСТВ
- Распишитесь за бандероль, - сказал почтальон, подлетев к моему открытому
окну и трепеща голубыми крыльями. Едва я дотронулся до протянутой тетради, как
моя подпись замерцала сиреневым светом в нужном месте.
- Мерси! - улыбнулся мне почтальон и растворился в поднебесье. На
подоконнике лежала коробка, перевязанная, как торт, золотистой лентой с
бантом.
В коробке лежала толстая книга в прозрачной суперобложке, сквозь которую
просвечивало: "Всеобщая энциклопедия чувств". Книга возбуждающе пахла
типографской новизной, и я тут же пустился листать глянцевые страницы. Тексты
были энциклопедически скучны. Среди бесчисленных описаний патологических
отклонений трудно было отыскать нормальные человеческие ситуации, а тем более
те из них, которые отвечали бы моим собственным проблемам. Курсивом мелькали
тут и там слова "нельзя" и "надо".
Вместо иллюстраций на полях энциклопедии были напечатаны какие-то
светло-серые кружочки. Наугад я коснулся одного из них пальцем. И - отшвырнул
книгу... Тяжелыми шагами мерял я комнату, переполненный раздражением. Как этот
тип, с которым связывали меня нерасторжимые житейские узы, мне надоел! Как он
отравлял мою жизнь каждым своим словом, каждым поступком, самим своим видом.
Он отнимал у меня последние силы, и не было никакой возможности поставить его
на место, показать ему все его ничтожество и низость. Странно только, что я
никак не могу вспомнить его имя, не могу даже восстановить его ненавистный
облик... Мне под руку снова попалась энциклопедия, и я с силой ее захлопнул.
Тут же наступило успокоение, и я понял, что иллюстрация закончилась.
Не рискуя прикоснуться к другим кружочкам, я открыл энциклопедию в том
месте, где ее страницы меняли цвет. Как было видно по обрезу, примерно
четверть
