Крупин Владимир - Событие, Вписанное В Вечность
Владимир Крупин
Событие, вписанное в вечность
Возрождение Троицкой церкви -- это главное событие ХХ века для Кильмези --
великого русского села, стоящего на Великом сибирском тракте. Ныне Кильмезь --
поселок городского типа, центр района Вятской (пока Кировской) области. Это
моя родина. И представить, что я мог где-то родиться, кроме Кильмези, я не
могу даже в страшном сне.
Церковь возрождается, возвращая себе первоначальный вид. До него еще очень
далеко, но уже одно то, что сделано, радует до умиления. Ведь в церкви
пятьдесят лет подряд был дом культуры, она была обезображена пристройками,
были свержены купола храма и колокольни, ограду, легкую и ажурную, растащили.
А в самом клубе творились главные события в жизни района: конференции,
пленумы, смотры самодеятельности, концерты гастролеров, крутилось кино...
Вятская земля всегда была набожна, богомольна, богобоязненна. За это
Господь награждал ее людей красотой, добрыми нравами, силой, мастерством и
удальством, вятские работники славились по всей России. Вышедший очередной том
вятской энциклопедии "Знатные люди" поражает обилием имен прославленных наших
земляков во всех областях культуры, науки, техники, дипломатии, политики,
военного дела. Зависть к вятичам была такова, что большевики свершили над
Вятской губернией усекновение, отрезав от нее щедрые кусищи и даря их татарам,
марийцам, удмуртам. Вятских я встречал во всех концах своих странствий, во
всех пределах сотворенного Господом мира. Чувство родной земли в вятичах так
сильно, что его можно сопоставить только с любовью к своей единственной
избраннице, которую в юности любишь страстно и ревниво, а с годами понимаешь,
что она и ты -- это одно, и даже в разлуке каждое мгновение она с тобою. Так и
своя земля для вятских.
Милый мой дом, береза моя, которая всегда узнавала меня и сейчас тихо и
ласково своими ветвями со свежими листьями касается моих щек. Все съежилось и
уменьшилось: и двор, обтяпанный по сеновалы, да и сеновалов нет, убогие
сарайки для дров, нет красивых ворот с резными столбами и овальной табличкой
на них: "Российское страховое общество 1903 года", нет погреба, хлевов,
огорода, палисадника с мальвами и ноготками. Но они есть в памяти, и так
ощутимо, что я вслед за Аристотелем готов сказать, что идея предмета более
живуча, чем сам предмет. Чувства определяют поступки и формируют память. А
память -- может быть, главная составляющая души.
И дом, наша квартирка, как-то тоже сократился. Еще бы, столько ждал, усох.
Нет полатей, не стоит в передней сундук, не растет у окна домашняя березка в
кадке, не теснятся на печке валенки, а в сенях сапоги, не висит в чулане
свиная туша, не гремят на крыльце уроненные из детских рук поленья, не мяукает
громко и обиженно кошка, и не слышен дружный возглас: "Не ходи босиком!", не
стоит у крыльца верная, надежная Жучка... Как мы тут жили ввосьмером,
вдевятером, да еще всегда кто-то гостил, -- как? Я сейчас живу один, и то
вроде не очень просторно. Но до того же хорошо. Господи!
Сейчас я приехал на освящение престола. Батюшка, отец Александр, запряг
меня сразу и энергично. Мы переносили из храма, в котором служили пять лет,
иконы и лампады. В здании раньше был нарсуд. Был ли он народный, не знаю, но
то, что в нем судили, это точно. А еще до него тут была ШКРМ -- школа рабочей
и крестьянской молодежи.
Куда ни глянь -- вспышки памяти как зарницы. Как рассказать тем, кто не
видел Кильмези, о ее красоте? Трудно.
Кильмезь очень зеленая. Очень зел
