Кунин Владимир - Клад
ВЛАДИМИР КУНИН
КЛАД
По советскому законодательству, клад считается государственным достоянием. Лицо, обнаружившее клад, обязано указать или передать его органам Министерства финансов, которые выплачивают нашедшему клад вознаграждение в размере 25% стоимости клада. Присвоение клада карается в уголовном порядке.
Была ранняя промозглая весна с нескончаемыми дождями.
Неподалеку от проезжего грейдера, в жутко раскисшем поле, безнадежно сидели в грязи три самосвала «ЗИЛ 130». Они ссыпали в мокрое месиво подкормочную известь и теперь безуспешно пытались выбраться на проезжую часть.
Собственно говоря, выбраться на дорогу пыталась только одна машина. Хозяева двух других самосвалов — шестидесятилетний кряжистый Петрович и сорокалетний тощий Михаил, скользя пудовыми от грязи сапогами, тупо толкали самосвал в задний борт. Колеса крутились в глянцевитой липкой колее, но машина не двигалась с места.
За рулем этого самосвала сидел третий герой нашей истории — шофер Генка. Генка был втрое моложе Петровича, вдвое — Михаила и имел от роду двадцать лет сознательной жизни.
В отличие от Петровича и Михаила, одетых в обычные замасленные телогрейки, свитера и сапоги, Генка был в сторублевых западногерманских вельветовых джинсах, модной четырехсотрублевой английской кожаной куртке, купленных в родном сельпо. На ногах Генки были роскошные «адидасы», приобретенные по случаю за две трети Генкиной зарплаты.
Вертелись на месте колеса «ЗИЛа», багровели от натуги Петрович и Михаил, под сапогами чавкала жижа, лил нескончаемый дождь.
— Не газуй, Генка! Стой! — закричал Петрович. — Вылезай к чертовой матери! Михаил, садись за руль, а то он машину по самый кузов закопает!
Генка достал из под сиденья кирзовые сапоги невероятного размера, вытащил чистенькие портяночки и ловко обмотал ими «адидасы». Натянул сапоги и выпрыгнул прямо в непролазную грязь, под мелкий холодный дождь.
— Цыгане шумною толпою пихали задом паровоз... — усмехнулся он. — Петрович, все, чем мы сейчас занимаемся, — нерационально и нерентабельно, что категорически идет вразрез с сегодняшним основным экономическим направлением. Надо сходить в поселок, попросить у них нормальный тягач.
Петрович был рад возможности передохнуть:
— Ну что с тобой делать, Генка? Посмотреть издаля — современный человек. А подойти ближе — неандерталец, извини за выражение.
Тебе газеты, радио, телек каждый день о внутренних резервах талдычат...
— Обижаете, начальник. Я с генеральной линией иду нога в ногу, — холодно ответил Генка. — Во первых, как вам известно, я не пью. Во вторых, я постоянно и неуклонно повышаю свое благосостояние.
А в третьих, где вы видите внутренние резервы?
— Внутренние резервы — это ты, Мишка и я. А пять верст шлепать за тягачом, потом опять обратно, потом неизвестно, есть ли свободный тягач... И где твоя рентабельность, рационалист хренов?
— Ну чего, пробуем, Петрович? — крикнул Михаил из кабины.
— Давай, Мишаня, раскачай ее как следует! Пошел!
Генка и Петрович уперлись руками в задний борт самосвала, а Михаил на малом газу стал попеременно включать то заднюю, то переднюю скорость.
Машина стала раскачиваться все больше и больше, и вдруг, пробуксовывая в липком и вязком месиве, тихонько двинулась вперед.
— Хорош! — завопил Генка хриплым от напряжения голосом.
— Давай, Мишаня! Давай, родимый! — В восторге Петрович даже запел песню свой юности: «Гремя огнем, сверкая блеском стали...»
— Неактуальная песенка, Петрович, — хрипел Генка, налегая всем телом на борт самосвала. — Не ко времени.
