Кунин Владимир - В Ожидании Митинга.
prose_contemporary Владимир Кунин В ожидании митинга... ru ru FB Tools 2005-07-22 OCR Сергей: chernov@orel.ru 05E5AE2C-0E3B-4A93-B332-4BF9F59AFB41 1.0 v 1.0 — создание fb2 OCR Денис
Сошедшие с небес. Мой дед, мой отец и я сам. Это было недавно, это было давно...: Повести. Рассказы /В. В. Кунин АСТ, Транзиткнига Москва 2004 5-17-022145-2, 5-9578-0698-6 Владимир Кунин
В ожидании митинга...
В Лужниках, в ожидании начала митинга под девизом «День Победы порохом пропах...», два старика хоронились под трибуной тренировочного поля от холодного дождя и пили водку.
— Слушай, Матвеич... А это правду болтают, что Иисус Христос был еврей?
— Ты что, сдурел, Кинстинтин?!. Совсем крыша поехала?! Русский он был, православный! Ну надо же такое блямкнуть!..
Как язык-то повернулся, мудило старое! До седых волос дожил...
— О Господи... Да погоди ты, не лайся. Мне это еще когда один человек говорил...
— Небось, сам этот человек твой был из жидов, вот и говорил!
— Вообще-то, конечно, он был из этих... Из явреев. А только фамилие его и имя-очество были абсолютно наши, русские: Табачников Александр Михайлович.
— Правильно! Они завсегда за нашими спинами да именами — чтобы не прознали, кто они в сути своей!.. Нагребут, нагребут от нас, а потом нам же и пакостят!..
— Елки-моталки! Чего от тебя грести-то, голь перекатная? Тебе же пенсии на неделю не хватает! Кто тебе такую пенсию положил? Явреи, что ли?
Наливай, шут гороховый... На-ко вот луковку, закуси лучше. А то явреи, вишь ли, ему жисть заедают!
Ты явреев этих хоть когда видел? Не разное говно собачье вроде наших, а настоящих явреев?
— А то нет! У меня сосед по квартире — чистокровный жидяра.
— Ну и чё? Напьется, скандалит, рыло тебе по праздникам чистит? Или украдит у тебя чего?
— Ну, ты скажешь! Ничего он не крадит, ничего не скандалит. По воскресеньям маленькую приносит. Я огурца соленого выставлю, капустки...
Мы с ним эту маленькую в кухне культурно раздавим...
— Чего ж ты явреев честишь в хвост и в гриву?!. Он к тебе с маленькой, а ты...
— А я не его. Мой яврей — это мой яврей. Он со мной в коммуналке живет и мне уважение оказывает.
А вот остальная жидовня разная, которая нашу Россию-матушку на куски продает...
— Кто?!. Кто это Россию-то продает?!. Чего ты мелешь, Матвеич! Да как же тебе не ай-ай-ай?.. Наши, свои русаки и продают.
Кому способней, те и торгуют!
— Правильно! Которые наверху, тоже суки хорошие! А только всех этих нерусских — что жидов, что татар, что армяшек там всяких — я лично на дух не перевариваю! Дай-ко я тебе добавлю маленько, Кин-стинтин...
Ну, будем здоровы!
— Какое уж теперь здоровье... Теперь и питье только для сугрева. Ну, будь...
— Хлебца-то возьми...
— Не. У меня от него изжога страшенная. Я лучше луковки... Я ее страсть как обожаю! Сызмальства.
Помню, совсем еще пацаном был... В сорок четвертом сколько мне было? Вроде восемнадцать уже. Я в БАО служил...
— Это чего такое?
— Батальон аэродромного обслуживания. При авиационной школе, где на летчиков учили. Так вот, мне капитан Табачников Александр Михайлович каждый раз говорил: «Костя...» Он меня завсегда «Костей» звал.
Никогда по фамилии. «Костя, — говорит, — чего это от тебя всегда луком несет?» А я ему говорю: «Товарищ капитан, я его очень люблю и от этого никогда не болею».
— А он чё?
— А ничё. Только «ну-ну» скажет, и все. Он у нас начальником ПэДээС был. Парашютно-десантной службы.
— И ты чего, сам с парашютом прыгал, Кинстинтин?
— Бывало, и прыгал. Я ж укладчиком был. А он всех укладчиков парашют
