Лаврова Ольга & Лавров Александр - Мафия
Ольга Лаврова
Александр Лавров
Мафия
Мчится по осенним просторам поезд Хабаровск - Москва. Вдоль состава из
вагона в вагон идет Коваль. Плацкартную тесноту минует с полным безразличием,
в купейных вагонах время от времени приостанавливается, скашивает глаза на
открытые почти повсеместно двери. Ему интересно, как ведут себя пассажиры в
разных вагонах.
Шага на три впереди Коваля движется дюжий парень, когда надо, расчищая
дорогу. Позади, соблюдая ту же дистанцию - второй. Парней отличает решительная
и вместе с тем настороженная повадка. Между собой эти трое не обмениваются ни
словом, но чувствуется, что они составляют некоторую общность, центр которой -
Коваль.
Вернувшись в свой вагон, они проходят мимо Ардабьева, который прилип к
окну. Передний парень мускулистой рукой отжимает его, буркнув:
- Извиняюсь.
- Пожалуйста, пожалуйста, - сторонится тот с доброжелательной улыбкой;
причина ее, конечно, в собственном настроении, а не в симпатии, которую парень
не способен внушить.
Коваль со спутниками сворачивает в ближайшее купе, ложится на нижнюю
полку.
Между тем поезд начинает тормозить и останавливается на какой-то
промежуточной станции.
Первым на перрон соскакивает Ардабьев, бежит к киоску "Союзпечать",
покупает все подряд журналы и газеты. Потом спешит к бабам, торгующим яблоками
и зеленью. Здесь тоже набирает всего жадно, неумеренно, едва удерживая в
руках. Он полон нетерпеливой, взвинченной радостью свободы.
Выходит размяться и Коваль с сопровождением. Скучающе изучает ассортимент
привокзального базарчика. Суета Ардабьева вызывает у него
иронически-сочувственное внимание.
"С первого пути отправляется поезд Хабаровск - Москва. Повторяю - с
первого пути..." - хрипит репродуктор.
Ардабьев подбегает к поезду, когда тот уже трогается. Со своей ношей ему
трудно взобраться на ступеньки. Хоть покупки бросай, а бросить жалко.
Коваль с парнями на площадке. Парни, посмеиваясь, наблюдают за Ардабьевым,
но Коваль делает знак, они моментально спрыгивают и враз, как перышко,
подсаживают Ардабьева в вагон.
- Спасибо, ребята, спасибо! - сияя, благодарит тот.
В купе он сваливает покупки на койку, на столик.
- Ешьте, пожалуйста... угощайтесь... и вы тоже... попробуйте, - одаривает
он попутчиков.
- Почем брали? - надкусывает яблоко мужичок провинциального обличья.
- Не знаю, - смеется Ардабьев - и снова в коридор, к окну: проводить
уплывающий назад перрон с киосками и торгующими бабами.
Коваль становится рядом. По обе стороны занимают позицию сопровождающие.
Коваль взглядом отодвигает ближайшего, спрашивает:
- От хозяина?
Ардабьев теряется, не сразу кивает.
- Где отбывали?
Ардабьев рад бы не касаться этой темы, но в собеседнике есть мягкая
властность, заставляющая подчиняться.
- Есть такие две реки: Верхняя Тунгузка, Нижняя Тунгузка.
- Случалось по служебным делам... Дома ждут?
- Жена, - и тут неудержимая счастливая улыбка заливает лицо Ардабьева,
просветляет глаза. - Жена... - повторяет он, растроганный чуть не до слез, и,
стесняясь волнения, отворачивается.
...И вот он уже сидит в купе Коваля и рассказывает:
- Прибыл я в лагерь хилый, назначили библиотекарем. Ох и били меня! "Давай
детектив!" А я им какую-нибудь "Белую березу" или "Мать". Ну и... Потом
работал со всеми, все-таки лучше. Четыре года трубил...
- По какой статье?
- Об этом не хочу, - уклоняется Ардабьев. Взгляд его и здесь все тянется к
окну, на волю, и сами собой выговариваются стихотворные строки:
О край дождей и непогоды,
Кочую
