Лазарчук Андрей - Гиперборейская Чума
Андрей Лазарчук
ГИПЕРБОРЕЙСКАЯ ЧУМА
У вечности ворует каждый:
О. Мандельштам
1.
В первый понедельник апреля 1998 года все пассажиры станции метро
"Сокол", неподалеку от которой родился автор знаменитого душедробительного
шлягера "Ласточка-птичка на белом снегу", были объяты таким волнением,
словно неожиданно для себя приняли участие в съемках очередной серии
похождений какого-нибудь Стреляного, Меченого, Бешенного, Уколотого или
Ответившего-За-Козла. В отличие от зрелищ, в наши дни привлечь внимание
честной публики к любого рода инцидентам довольно трудно: мужчины, как
более ответственные, стремительно отворачиваются, смотрят под ноги и на
плафоны, устремляются без необходимости в переходы и забиваются в щели
настолько узкие, что потом приходится раздвигать киоски, чтобы вынуть
незадачливого уклониста. Женщины же, никогда не рассмотрев толком, в чем,
собственно, дело, начинают нести правительство.
Такие уж это были времена: президент воевал с парламентом, а
объединившись, они воевали с народом; олигархи гоняли национально-мыслящих
предпринимателей и получали в ответ; церковь ополчилась на телевидение,
комсомольцы-бомбисты - на статуи; правительству велели пока сидеть в
кабинетах, но быть готову в любой момент переменить место; расходы
населения неуклонно превышали его же доходы, а бедность достигла таких
масштабов, что деньги вместо кошельков и бумажников привычным стало носить
в картонных коробках. А были еще бомжи и чеченцы, братва и нацисты, ОМОН и
РУОПП, а также какие-то таинственные, а потому невыразимо страшные
"крысятники", - и кто с кем сражался на улицах и площадях, взрывал
лимузины, лифты и вагоны, простой обыватель предпочитал узнавать из газет и
репортажей мобильного ТВ, где среди репортерш высшим шиком считалось вести
репортаж, поставив изящную ножку на голову трупа:
Появление на платформе высокой и крепенькой девицы с рюкзаком за плечами
вначале вызвало просто легкий эстетический шок.
Представьте себе центральную фигуру с картины Питера Пауля Рубенса "Союз
Земли и Воды", помолодевшую до восемнадцати лет, ростом с центровую
баскетбольной команды "Уралочка", одетую в расстегнутую полушубейку из
таких соболей, что даже некоторые мужчины смотрели не на рвущуюся далеко
вперед грудь, а только и исключительно на шубу, не замечая грубости швов и
нелепости покроя. На голове, лихо сдвинутая на затылок, чуть держалась
огромная соболья же ушанка, к которой сзади пришит был кусок джинсовой
ткани, явно взятый с коленки. Достаточно бесформенная юбка в крупную
серо-буро-малиновую клетку казалось дикой, и лишь большой знаток распознал
бы цвета клана Маклаудов - и, может быть, поостерегся. Но знатоков в толпе
не случилось: Ноги девы обтягивали черные сапогичулки с лаковыми головками
и на чудовищной платформе - ровесники сигарет "Союз-Аполлон" и песни
"Арлекино". Но от статей и прелестей девушки взгляд неизбежно переползал
чуть назад, на исполинский рюкзак, какого никто из живущих никогда не видел
и уже не надеялся увидеть.
Вряд ли создатель этого рюкзака рассчитывал, что его изделие будут
использовать по прямому назначению - подобно тому, как мастер Андрей Чохов
отливал свою Царьпушку для вечности, как на цеховых праздниках бондари
сооружали невиданные бочки, а сапожники тачали великанские сапоги. Но не
только и не столько величиной поражал рюкзак. Десятки карманов и
карманчиков, пистонов и клапанов покрывали его в совершеннейшем беспорядке,
повсюду болтались концы ремней и шнуровок, кожа
