Лазарчук Андрей - Посмотри В Глаза Чудовищ
Андрей ЛАЗАРЧУК
Посмотри в глаза чудовищ
Роман
Фея: Ничего не поделаешь, я должна сказать вам
правду: все, кто пойдет с детьми, умрут в
конце путешествия.
Кошка: А кто не пойдет?
Фея: Те умрут на несколько минут позже.
Морис Метерлинк
- Револьвер да зубная щетка - вот и все,
что нам понадобится.
Конан Дойль
1.
В этом нет ничего нового, ибо
вообще ничего нового нет.
Николай Рерих
Конец света, назначенный, как известно, знаменитым конотопским
прорицателем безумным арабом Аль-Хазредом на седьмое января, не
состоялся.
"А может, и состоялся, подумал Николай Степанович, глядя на
заснеженную и промороженную до неподвижности тайгу. Что, если по всей
земле стоят сейчас такие же холода, стены утонувшего в зарослях
краснокаменного храма в верховьях реки Луалабы покрыты мерцающим
инеем, ставшие стеклянными лианы крошатся со звоном под тяжестью снега
и осыпаются на гранитной твердости торфяник, необозримые бегемотьи
стада превратились в россыпи заиндевевших валунов, и башня Беньовского
на Мадагаскаре неразличима на фоне внезапно побелевших гор."
- Вот так, значит, прямо и пойдешь? - вкрадчиво поинтересовался
один из пилотов-вертолетчиков, пожилой, мордастый, наглый, выживавший
в свое время по охотничьим заимкам прежнего беспредельного владыку
беспредельного края.
Владыка любил, отохотившись и разогнав прочую челядь, выпить с
пилотом и пожаловаться ему на раннюю импотенцию.
- Так и пойду.
Любому городскому простофиле, не то что этим летучим волкам, ясно
было бы: не таежник стоит перед ними, а некто беглый, которого если и
будет кто искать, так не те, кого он хотел бы увидеть тут, вдали от
цивилизации. Сапоги на Николае Степановиче хоть и зимние, но
испанские, анорак хоть и меховой, но шведский, лыжи хоть и
австрийские, но беговые, узкие, так что он и сейчас стоял в снегу по
колено. Один только армейский израильский рюкзак заслуживал уважения,
но что рюкзак?..
- Все равно ведь закоченеешь.
- А это уже только мое дело.
- Так ты лучше нам денежки-то все оставь. Целее будут, - и в
голосе воздушного волка прозвучала нотка нежности.
- Неужели тысячи долларов Северо-Американских Соединенных Штатов
вам мало? - искренне удивился Николай Степанович.
- Это когда же их переименовали? - в свою очередь удивился другой
пилот и даже опустил ствол карабина.
- Ты мне кончай Муму пороть, - сказал первый. - Щас вот положим
тебя и полетим. А так - не положим. Понял? Ну?
- Итак, вы мне предоставляете полную свободу выбора, - кивнул
Николай Степанович. - Хорошо. Пятачок я вам накину. На бедность.
- Ты эта, - шагнул к нему первый, вздымая снег - и вдруг замер.
- Отойди, Васильич, я его лучше из винта грохну, - внезапно севшим
голосом сказал второй. Карабин в его руках заплясал.
- Вас ист "грохну"? - спросил Николай Степанович.
- Ист бин шиссен, - неправильно, но доходчиво объяснил второй.
- Как интересно, - сказал Николай Степанович, приглашающе
улыбнувшись. И второй улыбнулся льстиво и беззащитно.
"А неплохой карабин," - подумал Николай Степанович.- "Грех его
таким оставлять."
Он чуть выше поднял ладонь. На ней, точно прилипший, лежал медный
советский пятак. Образца тысяча девятьсот шестьдесят первого года, но
незаметно для стороннего глаза исправленный и дополненный. Оба пилота
воззрились на пятак, как на внезапную поллитру с похмелья, и больше от
него глаз не отрывали.
- Карабинчик попрошу, - бросил небрежно Николай Степанович,
стряхивая с ног лыжи и поднимаясь в тесную кабину Ми-2.
- Извольте, ваше бл
