Лазарчук Андрей - Всё Хорошо
Андрей ЛАЗАРЧУК
ВСЕ ХОРОШО
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Помню, как в восемьдесят четвертом из Москвы приезжал работник
Министерства культуры - закрывать наш КЛФ. Этому предшествовало выселение
клуба из комнаты в библиотеке, которую он занимал: помещение потребовалось
для хранилища запрещенных к выдаче книг. Но на встречу с высоким гостем
нас все-таки собрали. И гость под большим секретом поведал, помимо всего
прочего, что Стругацкие то ли уже запрещены, то ли вот-вот будут.
- Но как же так? Ведь они написали столько коммунистических книг!..
- Книги они писали хоть и коммунистические, а - антисоветские...
Это было сильно сказано.
Клуб тогда закрыли, мы "перезимовали" год на квартирах, потом
началась подвижка льда... Спустя несколько лет клуб умер своей смертью,
потому что сменилась среда обитания и места в ней для КЛФ уже не было.
Мы цитировали Стругацких наизусть. Не члены КЛФ - просто студенты.
Хотите на память (потом проверите)?
"Ну, что стоите? - сказал он книгам. - Разве для этого вас писали?
Доложите, доложите-ка мне, как идет сев, сколько посеяно? Сколько посеяно:
разумного, доброго, вечного? И каковы виды на урожай? А главное - каковы
всходы? Молчите... [...] А можно понимать прогресс как превращение всех
людей в добрых и честных. И тогда мы доживем когда-нибудь до того, что
станут говорить: "Специалист он, конечно, знающий, но грязный тип, гнать
его надо..."
Полгода назад я выступал перед студенческой аудиторией. Из
восьмидесяти только двое читали Стругацких. С ними мы и поговорили.
Главным образом о том, что никогда не будем жить в Будущем
Стругацких. Сменилась среда обитания...
Значит ли это, что Учителя ошибались? - Да, конечно.
Значит ли это, что они были неправы? - Разумеется, нет.
Высшая правота Стругацких вряд ли выразима словами, как всякая высшая
правота. Думаю, нам еще предстоит постигать и постигать ее. Принимая и
отвергая. Почему-то даже отрицание здесь - лишь особая форма утверждения.
И, скажем, раскрытие всего страшного смысла слов "превращение всех людей в
добрых и честных" (что давно держало меня за горло) почему-то лишь
дополняет ее, эту правоту.
1
АЛЯ
- Вон-вон-вон прекрасное местечко! - пропела Лариска, перевешиваясь
через борт глайдера и указывая рукой куда-то вправо-вперед-вниз;
просторный рукав ее куртки затрепетал на ветру, и в размеренный шорох
воздушного потока ворвался механический звук, от которого у Али на миг
остановилось сердце: точно так же звучали сирены общей тревоги тогда на
"Хингане"... "Убери руку!" - крикнула она и даже сделала движение - дать
негодяйке по шее, - но глайдер тошнотворно ухнул вниз, задирая и
поворачивая нос, и надо было его удерживать, выравнивать, возвращать на
курс пеленга - это отвлекало от всего, даже от глыбки льда, медленно
сходящей по пищеводу вниз, вниз, ничего, лед растает, ничего... А когда
истекли секунды - впереди, прямо на кончике штыря пеленгатора, возникла
шахматная бело-оранжевая башенка с прозрачным куполом, а еще через
несколько секунд - яично-желтая плоская крыша с синими линиями разметки и
одиноким серебристым "стерхом", небрежно, как карандаш на столе, забытым
на краю поля. Не смахнуть бы его, подумала Аля. Она просунула руку под
панель, нащупала установочный узел. Вот эти бугорки... Легкими движениями
пальцев она начала смещать вектор тяги. Достаточно... Шум воздуха стих.
Аля оглянулась. Желтое поле было теперь слева и медленно уходило под
корму. Она развернула послушную - чересчур послушную - машину. Положила
