Ларионова Ольга - Леопард С Вершины Килиманджаро
Ольга Ларионова. Леопард с вершины Килиманджаро
Альманах научной фантастики.
Глава I
. . . Бирюзовая маленькая ящерка -- не больше моей ладони -- смотрела,
как я подхожу, и пугливо прижималась к шероховатой известняковой плите. Я
присел на корточки -- она не убегала, а только часто-часто дышала, раздувая
светлое горлышко.
-- Эх, ты, -- сказал я, -- микрокрокодил. Сколько лет уже вас не
трогают? Тысячи три. А вы все боитесь.
Ящерка смотрела на меня и мигала. Я вдруг поймал себя на мысли, что вот
перед одной этой тварью я не чувствовал себя виноватым, И она слушала меня
внимательно и спокойно, без того снисходительного всезнайства, которое
чудилось мне в каждом моем собеседнике.
-- Ладно, пасись, -- сказал я ей, -- В древности тебя зажарили бы да
съели.
Набережная была пустынна. Вымощенная чуть розоватыми плитами и
обнесенная причудливым легким барьером, она тянулась от сухумских плантаций
до самого Дунайского заповедника, то спускаясь до уровня моря, то поднимаясь
над золотыми плешинами бесчисленных пляжей и иссиня-зеленой дремучестью
субтропических рощ. Набережная не изменилась. Она была такая же, как и в
годы школьных каникул. Тогда я так же любил гулять по ней в самый зной и шел
по широким плитам, стараясь не наступать на трещины. А зачем? Вероятно, в
детстве очень легко сказать самому себе: так нужно. И делать, хотя бы это
было просто бессмысленной игрой. Так нужно -- пройти от этого дерева до того
и ни разу не наступить на трещину. Наступлю -- это будет плохо. Нужно
пройти, не наступив.
Когда люди становятся взрослыми, у них очень много остается от этого
детского "так нужно". Наверное, потому Сана и ограничилась корректным
запросом о состоянии моего здоровья. Радиозапросом без обратных позывных.
Так нужно. Так нужно после того, как одиннадцать лет я просыпался с одной
мыслью: жива ли она?
Контуры окаменелых раковин четко проступали на шершавой поверхности
камня. Слишком четко.
Как же это я в детстве не догадывался, что эти плиты -- синтетические?
С каким-то ожесточением я начал громко топать по всем трещинам и стыкам
этих проклятых плит. Пусть будет мне плохо. Мне и так плохо. И хуже --
настолько трудно, что даже любопытно: а как это -- еще хуже?
У себя на буе я читал, что когда-то очень давно люди, доведенные до
моего состояния, просто плевали и резко меняли сферу своей деятельности.
Вероятно, в корне такого поступка лежали древние представления о несчастиях,
как о проявлениях высших сил. Стоило плюнуть -- и высшие силы, озадаченные
таким знаком пренебрежения к своему могуществу, меняли гнев на милость. Я
оглянулся и, не заметив поблизости никого, кроме далекой детской фигурки,
плюнул в самый центр изящного лилового отпечатка, напоминавшего морского
ежика. Вот вам. Потом круто повернулся, подошел к первому попавшемуся щиту
обслуживания и вызвал себе мобиль.
Зачем я так рвался сюда? Ничего здесь не изменилось, только стало
как-то удивительно безлюдно. Когда-то, когда я еще учился, даже в самые
жаркие дни здесь шатались коричневые оравы, посасывающие суик и каждый час
перекрашивающие свои пляжные костюмы. Но за это время, вероятно, медики
пришли к выводу, что субтропики -- далеко не идеальные климатические условия
для отдыха. Обычная история. Когда-то, лет двести тому назад, зону
субтропиков начали спешно расширять в обоих полушариях. Говорят, тогда
уничтожили великолепные плантации венерианского суика на Великих солончаках,
а вот теперь -- пожалуйста, безлюдье. Утром, правда, при
