Латынин Леонид - Гример И Муза
ЛЕОНИД ЛАТЫНИН
ГРИМЕР И МУЗА
Копоть нехотя встала на крыло, скользнула за спину, и Гримеру, сквозь
просветлевшее и ставшее еле различимым в сером дневном свете пламя, открылся
Город, который отсюда, из-под навеса, отделенный от глаз сухим
пространством, был непривычен. С улицы, из дождя, Город выглядел размытее,
серее и всегда была видима только часть его. А отсюда, с высоты, через
пламя, сухой воздух и дождь, Город чуть трепетал, отделялся от земли и плыл,
как будто наконец перестал притворяться и стал таким, каким он был на самом
деле. Сначала появилось тепло около дождя, и на ветру это было приятно, но
потом языки огня, нагрев подошвы еще не теплом своим, а только жаром,
обожгли ступни, и тут же сразу, без паузы, один из них лизнул в пах. Гример
дернулся и вспомнил, что привязан крепко, и дернулся только внутри себя. И
еще ощутил, что тело готово привыкнуть к огню, оно выпустило пот, защищаясь
от жара. В это время ветер наклонил языки пламени, и они нехотя отошли от
тела Гримера. Стало непривычно холодно, но непривычно - это была неправда,
это было привычно холодно, но привычно холодно до огня. Гример поежился. А
Город, отлепившись от земли, казалось, пытается осуществить смысл своей
жизни - подняться на холм, над которым сейчас жил Гример. Но как ни высоко
жил он, еще выше был Дом за его спиной, и, наверное, с крыши Дома Гример
увидел бы еще большую часть Города, а сейчас он мог видеть только ровные
ряды домов, которые полукружьем обступили холм со всех сторон, образуя
строгие параллельные ряды. Словно вывернутый наизнанку, но не тронутый
временем античный театр, своими ступенями отделившись от земли, карабкался
на холм, - никакой суеты, ни один из рядов не торопился опередить другой, и
в движении вверх они сохраняли строгость, очередность, стройность,
правильность. Отсюда было хорошо видно, как ровно расстояние между рядами, и
только однажды широкий пояс разрыва разбивал ряды домов на два разновеликих
отряда - так войско двигается, выставив вперед командиров, и только через
ощутимое, заметное даже издалека расстояние, достаточное, чтобы не спутать
ведущих и остальную массу, шагают солдаты. И опять другой порыв ветра вернул
огонь к телу Гримера. За это время огонь уже вырос и, соскучившись, как по
хозяину, языком лизнул Гримера в лицо. Вспыхнули брови, согнулись, побелели
и исчезли, оставив белые завитки пепла. Еще чуть выше поднялся ласковый
язык, и волосы исчезли, словно юркнули внутрь черепа. Так суслик, на минуту
выглянув наружу и услышав приближение врага, прячется в свою нору.
Отвратительный запах горящих волос, пожалуй, даже более отвратительный, чем
боль. Гример закрыл глаза. И все равно в них еще остался Город таким, каким
Гример видел его впервые отсюда, - ровные полукольца, обнимающие холм. Веки
нагрелись, и одно, не выдержав жары, лопнуло, глаз не выдержал света и огня,
высох и перестал различать мир. И последнее, что успел им впромельк увидеть
Гример, - первый ряд сплющился, вытянулся и выгнулся круто в противоположную
сторону, как будто попытался сопротивляться наступающим на него рядам, и
вдруг не выдержал и лопнул от напряжения. И все - дальше красная тьма,
Гример попытался запрокинуть голову и втиснуть живой глаз внутрь и
почувствовал, как огонь ослаб. Может быть, ветер, может быть, сложенное под
его ногами барахло, прогорев, обвалилось и огонь отступился, скользнул вниз
вслед за прогоревшим барахлом. Гример открыл оставшийся глаз. Конечно, это
ему показалось: первый р
