Леонов Леонид - Барсуки
Леонид Леонов
БАРСУКИ
Жи-или, бы-или
Два брата родны-ие
О-одна мать их вспои-ила...
Ра-авным щастьем надели-ила:
Одного-о то бога-атством,
А-а другого нишшато-о-ой!
(Слепцы поют).
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
I. Егор Иваныч Брыкин женихаться едет.
Прикатил на Казанскую парень молодой из Москвы к себе на село, именем
- Егор Брыкин, званьем - торгаш. На Толкучем в Москве ларь у него, а в
ларе всякие капризы, всякому степенству в украшенье либо в обиход: и
кольца, и брошки, и чайные ложки, и ленты, и тесемки, и носовые плат-
ки... Купечествовал парень потихоньку, горланил из ларя в три медных
горла, строил планы, деньгу копил, себя не щадя, и полным шагом к своей
зенитной точке шел. Про него и знали на Толкучем: у Брыкина глаз косой,
но меткий, много видит; у Брыкина прием цепкий, а тонкие губы хватки, -
великими делами отметит себя Егорка на земле.
А за неделю до Казанской нашел Брыкин стертый пятак под водосточным
жолобом. С пятака и пристала к нему тоска. Осунулся и помертвел, вся
скупая пища, какую принимал, на разрощенье его тоски пошла. Тут как-то,
сидя на койке у себя со свечкой, сосчитал Брыкин сумму богатства своего
и задумался. Причудилось ему, что уже настало время удивить мир деянием
большого человека Егора Брыкина, а тоску за предвестье славы своей счел.
Парень он был коммерческого смысла, знал потехе меру, деньгам счет, выс-
шему чину лукавый почет, а себе истинную цену. Пораздумав вдоволь и дело
обсудя с городским своим приятелем, Карасьевым, порешил Егор к жнитву
домой женихаться ехать.
... Назаровскую, с лихими бубенцами, нанял он со станции тройку, -
четвертной билет Егору в женитьбенном деле не расчет. Ямщика щедро выпо-
ив чаем с баранками, чтобы в Сускии не ночевать, сел пошире да посклад-
ней на все сорок четыре скучных версты, сплюнул из-за папироски, покрес-
тился со смешком на иконку в подорожном столбе, сказал ямщику речисто и
степенно:
- Правь.
Дернул коренник, свистнула по пристяжке вожжа. Трескуче защебетали
железные шины по крупному щебню станционного шоссе. Потом свернули в
сторону, смягчилась дорога высокой, топкой пылью. Куриные дома станцион-
ной мелюзги сменились тяжкими ржаными полями. А вокруг двинулись, уплы-
вая назад, старо-знакомые виды Егоровой стороны.
Плыли мимо глухие овраги, сохраняющие к далекой осени влажный холо-
док, и рощичка крохотная о семнадцати березках, стоящих на отлете под
пылью и ветром, плыла. Проплывало ленивое и чинное, как ржаной ломоть,
все насквозь соломенное Бедрята-село, и полянка резвая убегала, на кото-
рой в гостях у бедрягинского дядьки игрывал в лапту с ребятами Егорка.
Заяц проскакивал на опушках, и воробьи взлетали со свистом крыл. Ста-
ренький попок в проплатанной ряске проползал мимо, кланяясь и сторонясь
ко ржи. Бабку обгоняли, бредущую к ровеснице за семь верст - навестить,
новости выведать, хлебца откушать, не погорчал ли у подружки хлеб. И над
ними, над всеми, буйным облаком взвивалась от Егорова поезда густая до-
рожная пыль.
Любо стало Егору Брыкину озирать с высокого тарантасного сиденья все
эти, когда-то пешком пройденные, полузабытые места. Вишь, - и небушко,
милое, не каплет! И ржица доцветает, а ветер бежит по ней, играя облаком
дурманной, ржаной пыльцы. И теленочек, рябенький голубок, у загороды
привязан стоит. И солнышко над дальним синим лесом, усталое за день,
медленно клонится к закатной черте. И впрямь, отдохни, родное: надоест
еще тебе мужицкую жатву полуденным жаром обвевать!
... Взыграла Егорова душа.
