Лесков Николай Семенович - Зверь
Н.С.Лесков
Зверь
Святочный рассказ
"И звери внимаху святое слово"
Житие старца Серафима[1]
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Отец мой был известный в свое время следователь. Ему поручали много
важных дел, и потому он часто отлучался от семейства, а дома оставались
мать, я и прислуга.
Матушка моя тогда была еще очень молода, а я -- маленький мальчик.
При том случае, о котором я теперь хочу рассказать, -- мне было всего
только пять лет.
Была зима, и очень жестокая. Стояли такие холода, что в хлевах
замерзали ночами овцы, а воробьи и галки падали на мерзлую землю окоченелые.
Отец мой находился об эту пору по служебным обязанностям в Ельце и не обещал
приехать домой даже к Рождеству Христову, а потому матушка собралась сама к
нему съездить, чтобы не оставить его одиноким в этот прекрасный и радостный
праздник. Меня, по случаю ужасных холодов, мать не взяла с собою в дальнюю
дорогу, а оставила у своей сестры, а моей тетки, которая была замужем за
одним орловским помещиком, про которого ходила невеселая слава. Он был очень
богат, стар и жесток. В характере у него преобладали злобность и
неумолимость, и он об этом нимало не сожалел, а, напротив, даже щеголял
этими качествами, которые, по его мнению, служили будто бы выражением
мужественной силы и непреклонной твердости духа.
Такое же мужество и твердость он стремился развить в своих детях, из
которых один сын был мне ровесник.
Дядю боялись все, а я всех более, потому что он и во мне хотел "развить
мужество", и один раз, когда мне было три года и случилась ужасная гроза,
которой я боялся, он выставил меня одного на балкон и запер дверь, чтобы
таким уроком отучить меня от страха во время грозы.
Понятно, что я в доме такого хозяина гостил неохотно и с немалым
страхом, но мне, повторяю, тогда было пять лет, и мои желания не принимались
в расчет при соображении обстоятельств, которым приходилось подчиняться.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В имении дяди был огромный каменный дом, похожий на замок. Это было
претенциозное, но некрасивое и даже уродливое двухэтажное здание с круглым
куполом и с башнею, о которой рассказывали страшные ужасы. Там когда-то жил
сумасшедший отец нынешнего помещика, потом в его комнатах учредили аптеку.
Это также почему-то считалось страшным; но всего ужаснее было то, что
наверху этой башни, в пустом, изогнутом окне были натянуты струны, то есть
была устроена так называемая "Эолова арфа". Когда ветер пробегал по струнам
этого своевольного инструмента, струны эти издавали сколько неожиданные,
столько же часто странные звуки, переходившие от тихого густого рокота в
беспокойные нестройные стоны и неистовый гул, как будто сквозь них пролетал
целый сонм, пораженный страхом, гонимых духов. В доме все не любили эту арфу
и думали, что она говорит что-то такое здешнему грозному господину и он не
смеет ей возражать, но оттого становится еще немилосерднее и жесточе... Было
несомненно примечено, что если ночью срывается буря и арфа на башне гудит
так, что звуки долетают через пруды и парки в деревню, то барин в ту ночь не
спит и наутро встает мрачный и суровый и отдает какое-нибудь жестокое
приказание, приводившее в трепет сердца всех его многочисленных рабов.
В обычаях дома было, что там никогда и никому никакая вина не
прощалась. Это было правило, которое никогда не изменялось, не только для
человека, но даже и для зверя или какого-нибудь мелкого животного. Дядя не
хотел знать милосердия и не любил его, ибо почитал его за слабость.
Неуклонная строгость казалась ему выш
