Лукьяненко Сергей - Геном 1 (Танцы На Снегу)
СЕРГЕЙ ЛУКЬЯНЕНКО
ТАНЦЫ НА СНЕГУ
Пролог
В тот день мои родители воспользовались своим конституционным правом на
смерть.
Я ничего не подозревал. Понимаю, что в это трудно поверить, но до самого
конца у меня и мысли не было, что родители сдались. Отца уволили с работы
больше года назад, его пособие кончилось, но мама продолжала работать на
Третьих Государственных копях. Я не знал, что Третьи Государственные
давным-давно на грани банкротства, и зарплата погашается рисом, который я
ненавидел, и оплатой квартирных счетов, о которых я вообще никогда не
вспоминал. Но так жили многие, и в школе трудно было найти ребят, у которых и
мать, и отец имели работу.
Я пришел из школы. Бросил планшетку на кровать, а потом тихонько заглянул
в гостиную, откуда звучала музыка.
Первое, что я подумал, - отец нашел наконец работу. Мама и папа сидели за
столом, застеленным белой скатертью, посредине стола горели свечи в старинном
хрустальном подсвечнике, который доставали только на дни рождения и Рождество.
На тарелках были остатки еды - настоящей картошки, настоящего мяса, и я уж
никогда не поверю, что папа не съел бы двух полных тарелок, перед тем как не
доесть третью. Стояла полупустая бутылка водки, причем настоящей, и почти
пустая бутылка вина.
- Тикки! - сказал отец. - Быстренько за стол!
Меня зовут Тиккирей. Это очень звучное имя, но чертовски длинное и
неудобное. Мама иногда зовет меня Тик, а отец - Тикки, хотя, по-моему, проще им
было двенадцать лет назад придумать другое имя.
Я сел, ничего не спрашивая. Отец очень не любит расспросов, ему нравится
рассказывать новости самому, даже если надо всего лишь сообщить, что мне купили
новую рубашку. Мама молча положила мне гору мяса с картошкой и поставила рядом
с тарелкой бутылку моего любимого кетчупа. Так я и слопал всю тарелку, в
полнейшее свое удовольствие, прежде чем папа развеял мое заблуждение.
Никакой работы он не нашел.
Для людей без нейрошунта сейчас вообще работы нет.
Надо ставить шунт, но у взрослых это очень опасная и дорогая операция. А
маме не платят денег, и, значит, им нечем даже оплачивать жизнеобеспечение, а я
ведь прекрасно понимаю, что на нашей планете можно жить только под куполами.
Так что нас должны были выселить из квартиры и отправить во внешнее
поселение, где можно прожить год, или два - если очень повезет.
Поэтому они с мамой воспользовались своим конституционным правом...
Я сидел словно каменный. Ничего не мог сказать. Смотрел на родителей,
ковырял вилкой остатки картошки, которые только что перемешал с кетчупом,
превратив в бурую кашицу. Ну люблю я все заливать кетчупом, хоть меня за это и
ругают...
Сейчас меня никто не ругал.
Наверное, надо было сказать, что лучше мы все вместе отправимся в
поселения и будем очень старательно проходить дезактивацию, возвращаясь с
рудника, и проживем долго-долго, а потом заработаем денег достаточно, чтобы
снова купить пай в куполе. Но у меня не получалось это произнести. Я вспоминал
экскурсию на рудник, которая у нас однажды была. Вспоминал людей с серой кожей,
покрытых язвами, которые сидели в древних бульдозерах и экскаваторах,
вспоминал, как один экскаватор повернулся и поехал из карьера навстречу нашему
школьному автобусу, помахивая ковшом. А из кабины улыбался "крокодильей
пастью", которая у всех облученных появляется, экскаваторщик... Он, конечно,
просто попугать хотел, но девчонки завизжали и даже мальчишкам стало страшно.
И я ничего не сказал. Совсем ничего. Мама то начинала смеяться и
