Библиотека в кармане -русские авторы

         

Лукницкий Сергей - Возвращение Лени


Сергей Лукницкий
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЁНИ
(сюжеты)
Миллионы веков на земле - цветет и отцветает миндаль.
Миллиарды людей на земле - успели истлеть.
Что о мертвых жалеть, мне мертвых нисколько не жаль.
Пожлгечте меня, мне еще предстоит умереть...
Михаил Светлов
Дорогие мои, нашкафные:
Киплинг, Лермонтов, Нагибин, О 'Генри, Гоголь, Достоевский, Толстой,
Пушкин, Шекспир, Хлебников, Тредиаковский, Хайям, Данте, Гумилев, Бунин,
Андерсен, Сервантес. Верп, Салтыков-Щедрин, Чехов, Маяковский, Грибоедов,
Кларк, Гашек, Лорка, Чаадаев, Свифт, Карим, Солженицын (начата процедура
илтичмента со шкафа), Карамзин, Экзюпери, Евтушенко, Булгаков (на шкафу
условно - по ходатайству Маши Федотовой и председателя Крестьянской партии
-Черниченко), Твен, Маркес, Некрасов, Гомер, Лхмадуллина, Воннегут,
кандидат на шкаф - Твардовский - отпустите на новую прозу...
...И, чтобы рассказать все это вам,
Приходит ямб, чуть-чуть преображенный,
Но тот же самый старый добрый ямб...
Евг. Евтушенко
В нашей команде самым странным человеком был Леня Прудовский - гений,
прохиндей и мистификатор.
За короткие двенадцать лет общения с ним, я, да и все прочие узнавали
от него множество очевидных пещей, подаваемые, однако, в таком ракурсе,
что не только они, но даже я, рожденный под знаком "Водолея", давались
диву.
Леня тоже рожден под этим знаком.
Был он росту стосемидесятисемисантиметрового. Не вспомню теперь
наверное: были ли у него усы, кажется были, но верно такие большие.
что за ними не видна была грустная Ленина сущность, сущность человека
странного, страстного и одновременно ленивого, и, конечно, как водится,
всеми предаваемого.
Он любил невыносимо много поесть и выпить.
Лучшую свою повесть - "Максим Максимович", в чем я не сомневаюсь, -
написал он и никто больше. Но опубликовать ее не успел: во сне, как он
любил рассказывать, к нему явился какой-то поручик и попросил ненадолго,
от нечего делать, почитать рукопись. "Наверное, из другого времени
прокрался", - дал свой вердикт Леня, - от их декабристских ...".
Далее шло слово не Леней выдуманное, но не употребляемое в нашем
повествовании.
Потом, со слов Лени, этот поручик издал повесть под своим именем.
Леня обиделся, обещал даже принять дворянство и вызвать поручика на
дуэль, но когда в штатном расписании Российского Дворянского собрания
обнаружил в виде подразделения - контрольно-ревизионный отдел, вступать
туда расхотел тотчас же. К тому же ему объяснили, что дворянство жалует
исключительно государь. (Это в наши дни, пока государя нет, дворянство
растащили все кому не лень, как рыбу из лавки, пока торговец отвернулся.
Уже ворожеи и певички имеют этот титул и готовы побожиться его
подлинностью).
...Царя не было, а Леня не был монархистом.
- Но ты понимаешь. - говорил он мне, - только я мог написать эту
повесть. Ведь только я всегда служил им бесплатно, и верил. И меня
предавали. Какие еще нужны доказательства моего авторства?
Однажды он притащил ко мне какого-то странного типа, с усами и пегого,
назвал его Прудовским (с ударением на последний слог) и заявил, что это
его предок их другого времени. От его имени он и "травит свои байки".
Попросил записать их разговор, напоминающий отдаленно полемику
Дедамбера с Дидро. Случилось это в самолете, на котором всей командой мы
отправились прошвырнуться во времени.
Леня там так разошелся, что подумал - остановка и открыл дверь... Он
был моим попутчиком слева... Поскольку я - левша, я не смог его удержать.
Теперь мы все ждем возвр





Содержание раздела