Маевский Евгений - Вышка В Поселке Вывалень
Евгений Маевский
Вышка в поселке Вывалень
Уговор был такой: в течение дня не спрашивать. Кое-что поймешь сама, о
чем-то скажут в школе, и вообще - вон терминал, сядь, запроси информарий,
не маленькая. К папе и маме - только за ужином и только с главными
вопросами.
Главных вопросов набиралось предостаточно. В чем смысл жизни? Где я
была, когда меня не было? Как уловить момент, когда засыпаешь?
Мама была хороша для обычных вопросов. Как пекут бублики, правда ли,
что скоро будут строить телепорт? Мама знала все. А если чего и не знала,
то помнила коды, причем не только коды рубрик, но и коды многих книг, так
что Чука сразу вызывала эти книги на дисплей, не тратя времени на поиск по
каталогам. Но уже давно ей стало казаться: кое-какие вещи умеет объяснять
только папа. Хотя обычно папа ничего не говорил. Он спрашивал: "А ты сама
как думаешь?" Чука начинала рассказывать, как она думает, папа кивал,
вставлял междометия, иногда переспрашивал, и вдруг оказывалось, что она
все поняла. Сама. Изредка папа снимал с полки томик, просил прочитать вот
здесь и здесь.
"Ей рано Лао-цзы! - протестовала мама. - Ей десять лет!"
"Ей целых десять лет", - уточнял папа.
Когда-то давно - они отдыхали в то лето неподалеку от Нового Иерусалима
- Чуке ужасно хотелось узнать, где небо сходится с землей. "Ты-то как
считаешь, где? - спросил папа. - В Борках, наверно? Или в Лужках?" - "Ну,
папка!" Конечно, не в Борках и не в Лужках, что она, не понимает, что ли.
Место это дальнее, никому не известное. "Ладно, пойдем проверим", - сказал
папа.
На обратном пути Чука уже знала, что земля шарообразна и небесной
тверди нет. Она додумалась. Рядом с папой думалось быстро и эффективно. А
дома она тут же села за детскую энциклопедию и выяснила подробности.
Правда, после ужина Чуку охватили сомнения: а вдруг они все-таки
как-нибудь сходятся, ну, может, не так, как ей представлялось? Вдруг в
энциклопедии не все сказано?
Интересно, надолго папа уехал? Все получилось так неожиданно.
Собирались целый день гулять: сначала в Мневниках, потом в Серебряном
Бору.
Ничего не вышло. Рано утром позвонили, просили приехать. Пока папа
собирался, примчались Бабетта с Илюшей. Чтобы ехать всем вместе.
Бабетта Чуке нравилась с первого дня знакомства. У нее была редкая и
совсем не французская фамилия Палеолог. "Мне было предрешено, - жаловалась
она на своем смешном русском языке, - мне ничто другое уже было нельзя. С
такой фамилией только можно изучать древние слова". - "Вы правда знаете
все языки?" - спросила Чука. - "Нет, только совсем немногие". Чука пошла в
кабинет и притащила один из томиков издательства "Митридат" - тот, в
котором был алфавитный список языков. "Аккадский знаете?" - "Немножко". -
"Как будет по-аккадски, - Чука заглянула в книгу, - "согласно древнему
подлиннику списано и сверено?" - "Если реконструкция Старра - Остина, то
так, - Бабетта произнесла несколько странных слов, - а еще есть моя
реконструкция, тогда гораздо иначе", - тут раздались совершенно
невероятные звуки, одновременно сухие, как кашель, и влажные, как бисквит
(позже Чука установила, что это были фарингализованные ларингалы). "Еще
раз, пожалуйста", - завороженная, она уставилась на худое Бабеттино
горлышко, не в силах понять, как эти звуки там помещаются. "С
удовольствием. А ты сама попробуй. Нет, так не надо! Надо не так!"
Но вот Илюшу Чука терпеть не могла. Тоже с первого дня. Когда их
знакомили, Чука сказала, как полагается: "Чука", - больше ничего не
сказала
